Александр Афанасьев - Империя, которую мы потеряли. Книга 1

Писать про Британскую империю, про Великобританию, какой мы ее знаем теперь — и сложно и просто. Сложно — потому что это другая цивилизация. Враждебная нам уже хотя бы потому что она — другая, в ней все устроено совсем иначе. Просто — потому что мы знаем о ней больше, чем наверное о самих себе…

Например — в Великобритании 1917 год был невозможен по определению. Как и французская революция и испанский фашизм. Просто потому, что это не Западная Европа. Потому что там другие корни, другие идеалы и другие принципы бытия.

Лучшее, что можно найти про суть Великобритании я нашел у Джереми Паксмана.

Когда классовая структура Франции взорвалась революцией, родилась новая модель француза и француженки. «Подданным было сказано, что они стали Гражданами, — пишет искусствовед и историк Саймон Шама, — совокупность подданных, которых сдерживали несправедливость и устрашение, стала Нацией. От этого новшества, от этой Нации Граждан можно было не только ожидать, но и требовать справедливости, свободы и изобилия». Не претерпевший с тех пор изменений революционный идеал принес катастрофические побочные эффекты вроде оплакиваемых Стайнером тысяч людей, погибших во время Парижской коммуны. Однако сложилось представление о Гражданском Государстве, в котором у людей есть четко определенные права и обязанности, гарантированные конституцией. Англичане, не испытавшие такого, подобного землетрясению, шока, остались нацией индивидуумов, не ожидающих от государства чего-то грандиозного. Любопытно, что до революции целый ряд французов, в том числе Вольтер, Монтескьё и Мирабо, побывали за Ла-Маншем и превозносили именно это свойство англичан. Во время Американской войны за независимость, когда французские соглашатели провозгласили, что они на стороне восставших колоний, Бомарше получил письмо от одного своего друга, в котором говорилось, что «весь мир смотрит на Францию как на избавителя, как на единственную нацию, способную побить англичан». Но в этом письме был и совет: «Случись вам одержать победу, проявите уважение к Англии. Ее свободы, ее законы, ее таланты не подвергаются угнетению абсурдным деспотизмом. Это образец для любого государства». Даже такой кровожадный революционер, как Жан Поль Марат, восхищался тем, что ему удалось узнать об английской политической традиции, когда он был в Лондоне в изгнании; Джон Буль счел бы странным, что его считают вдохновителем Французской революции, но отчасти так оно и есть.

Поэтесса Вита Сэквилл-Уэст, которую никак не назовешь бездумной поклонницей английских мужчин, писала в 1947 году:

Английский мужчина проявляется лучше всего в момент, когда ему бросают мяч. Тогда становится видно, что в нем нет ни недоброжелательности, ни мстительности, ни подлости, ни недовольства, ни желания воспользоваться возможностью сыграть нечестно; видно, что он законопослушен и уважает правила, которые в основном сам и придумал; он понимает как само собой разумеющееся, что их так же будет уважать и соперник; он будет глубоко шокирован любой попыткой сжульничать; в равной степени его презрение вызовет и ликование победителя, и любое проявление раздражения в отношении проигравших… Все очень просто. Бросаешь, ударяешь мяч ногой или битой или не попадаешь по нему; то же относится и к другому. И все воспринимается без обиды.

Значение того, о чем она говорит, трудно переоценить. Это важные для англичан представления об Игре. Ее любят как таковую.

Тем не менее в те времена до августа 1914 года, когда вокруг была тишь да гладь, представление о том, что жизнь, по сути дела, один из вариантов Игры, казалось почти правдоподобным. «Войны, которые случались, не были всеобщими, это были лишь короткие версии Олимпийских игр с применением оружия, — вспоминал писатель-мемуарист Осберт Ситуэлл. — Один раунд выигрываешь ты, следующий — противник. Разговоров об истреблении или о том, чтобы „сражаться до конца“, было не больше, чем во время матча по боксу».

01 июля 1916 года, в начале сражения на Сомме, в котором суждено было погибнуть 420 000 британских солдат, капитан У. П. Невилл, командир роты восьмого полка Восточно-Суррейских стрелков, вручил каждому из своих четырех взводов по футбольному мячу. На одном было написано: «Финал великого Европейского кубка с выбыванием, Восточный Суррей против баварцев. Мяч в игре в 0 часов». На другом: «Судейства не будет». Первому взводу был предложен приз, если они пройдут, передавая друг другу мяч, до переднего края немцев. Но прежде чем Невилл смог вручить приз, его убили.

Теперь давайте поговорим про политику Великобритании как государства и ее отношение к России.

Крымская война 1853–1856 годов. У нас ее вспоминать не любят, а меж тем это событие судьбоносное для судьбы всего мира. Она оказала на сегодняшний мир, куда большее влияние, чем это было принято представлять. В 1812–1815 годах британские и русские солдаты сражались на одной стороне с Наполеоном — а сыны тех британских солдат вместе с сыновьями Наполеона сражались против русских. Великобритания системно противостояла России, пытаясь противодействовать ее экспансии, в частности вытеснить из Северной Америки, ограничить продвижение на Кавказе, по возможности совсем вытеснить с Черноморского побережья. Великобритания была крупнейшим кредитором Османской Империи и не могла допустить ее распада, а кроме того — османский султан был покровителем всех правоверных, и потеря Великобританией контроля над ним угрожала чудовищным восстанием мусульман в колониях и протекторатах. Россия же стремилась продвинуться на Восток, прорваться к теплым морям, освободить Константинополь и изгнать осман силой оружия из всей Европы, и в частности — с Балканского полуострова. Формальным поводом стал вход российских войск в православные Молдавию и Валахию (это были османские владения), но фактически Европа хотела категорически пресечь территориальную экспансию русских и создать пояс лимитрофных государств на Кавказе и далее — в Средней Азии.

Но, несмотря на техническое отставание — Россия оказала столь упорное и жестокое сопротивление, что война через три года исчерпала себя. Коалиция одержала формальную победу в битве за Крым, но на самом деле две главные страны коалиции — Великобритания и Франция были столь измотаны, что не могли себе позволить ни продолжение войны, ни даже военный контроль уже завоеванного. Это была война. в которой материальные и людские потери превысили ценность любого приза, и стали потрясением для общества, особенно французского. Несмотря на то, что Россия потеряла Крым в бою — она вернулась после заключения мира, потому что контролировать его экспедиционный корпус просто не мог.