Курт Керам - Узкое ущелье и Чёрная гора

Мои солдаты пришли восславить мое имя, когда увидели, что я совершил. Мои военачальники явились, чтобы возвеличить мою силу, а также мои колесничие, восхвалявшие мое имя: "Слава тебе, прекрасный воин, вселяющий храбрость в сердце. Ты спас своих солдат и своих колесничих. Ты, сын Амона, Подвижный, ты разорил своей мощной рукой страну хеттов. Ты — прекрасный воин, нет тебе равного, ты — царь, сражающийся для своих солдат в день битвы. У тебя храброе сердце, и ты — первый в пылу сражения. Все страны, объединенные в одном месте, не могли устоять против тебя. Ты победил перед войском и перед лицом всего мира — это не хвастовство… Ты навсегда сломал хребет хеттам".

Его величество сказал своим солдатам, своим военачальникам и своим колесничим: "Какое злодеяние совершили вы, мои военачальники, мои солдаты и мои колесничие, вы, не принимавшие участия в сражении!.. Как «прекрасно» поступили вы, оставив меня одного среди врагов!.. Все узнают, что вы покинули меня… Я воевал и победил миллионы стран, я один. Со мной были "Победа у Фив" и "Бодрость духа", мои большие кони, у них я нашел поддержку, когда я остался совершенно один среди множества врагов. Я и впредь прикажу ежедневно давать им корм в моем присутствии, когда буду снова в своем дворце, ибо у них я встретил поддержку и еще у Менны, моего возницы».

Из этой поэмы можно извлечь следующее.

По-видимому, Рамсесу удалось собрать часть своих войск (возможно, действительно благодаря беспримерной личной храбрости) и на следующее утро прорваться на юг.

Отряд, неожиданно появившийся со стороны моря и сыгравший решающую роль, придворным поэтом не упоминается. Источники, указывающие, что Рамсес с остатками своих армий поспешил на юг и дошел до Дамаска, вполне убедительны. Рамсес, понеся большие потери, с величайшим трудом спас собственную жизнь и привел домой сильно поредевшее войско, не добившись никакого военного успеха. Тем не менее придворный поэт заявляет: «Презренный побежденный царь хеттов отправил послание и чествовал великое имя его величества: "Ты — Ра-Харахти, ты — Сет, многосильный, сын Нут; Ваал в твоих членах, и страх вселился в страну хеттов. Ты навсегда сломал хребет царю хеттов". Он отправил посла с письмом, адресованным великому имени моего господина и сообщавшим следующее: "Ты — сын Ра, порожденный им. и он отдал тебе все страны. Страна Египет и страна хеттов, да, они твои слуги и лежат у ног твоих. Ра, твой прекрасный отец, дал их тебе. Не соверши насилия над нами!

Смотри, власть твоя велика и мощь твоя тяготеет над страной хеттов. Хорошо ли будет, если ты станешь убивать своих слуг? Вчера ты убил сотни тысяч, и сегодня ты приходишь и лишаешь нас наследников. Не будь строгим в своих притязаниях, могучий парь. Лучше быть кротким, чем воевать. Сохрани нам дыхание"».

По воле придворного египетского поэта это письмо Рамсес получил во время отступления, которое поэт не называет отступлением.

Наиболее абсурдным в этом измышлении является фраза: «Страна Египет и страна хеттов — они лежат у ног твоих». В результате единственного крупного сражения на границе обеих стран, после которого египтянин тотчас же отступил, даже не ступив ногой в страну хеттов, царь Муваталлис якобы подчинил ему свое государство, столица которого находилась от Кадеша на расстоянии шестисот километров на север!

Далее поэт с удивительной беспечностью сам себе противоречит. Царь, ринувшийся в опустошительный поход с неистовством самого бога войны, военная доб лесть которого превозносилась сверх меры, когда он в своем царственном гневе один убил сотни тысяч, — этот царь вдруг объявляется олицетворением великодушия. Что недавно считалось величайшей добродетелью, то внезапно оказывается сомнительным. Когда царь собрал вокруг себя своих генералов и сообщил им содержание письма Муваталлиса (которое на самом деле наверно было совсем иным, чем указано в египетском сообщении), то полководцы ответили: «Кротость— наилучшее качество, о царь, наш владыка! Стремление «миру никогда не бывает достойно осуждения. Кто Станет почитать тебя в дни неистовства?»

И после этого его величество приказал «внять» словам хеттского царя и «протянул руку для мира, продолжая движение на юг…»

Что еще оставалось делать побежденному, кроме как принять предложение о мире… но осторожности ради продолжать отступление?

Рамсес Великий подписал договор о дружбе с хеттским царем Муваталлисом.

Муваталлис добился большого успеха. Прямым последствием битвы при Кадеше было то, что страна Амурру, при Бентезине присоединившаяся к Египту, снова перешла на сторону хеттов. (Еще одно доказательство бесспорной победы хеттов, ибо какая страна, будучи в союзе с победителем, перейдет на сторону побежденного?) И брат Муваталлиса, Хаттусилис, и высшей степени сильная личность, получивший за победы над вечно мятежным народом каска пост вице-царя и втайне поддерживавший связь с Бентезиной, сохранял спокойствие.

В то же время пограничные племена в Сирии и Палестине продолжали бунтовать против Египта. Договор о дружбе, по-видимому, препятствовал возникновению нового большого конфликта. У нас нет точных сведений о том, что между египтянами и хеттами произошло еще одно большое сражение. Рамсес воевал с племенами, в крайнем случае — с народностями, но ни разу не перешел хеттскую границу, установленную вдоль Нахр-эль-Кельба, «Собачьей реки» в Финикии. Это была ситуация, подобная нынешней, постоянная смена «холодной» и «горячей» войны. Следовало найти выход из положения, ибо от создавшейся обстановки страдала экономика стран обоих противников. Решено было заключить мир, что является заслугой Хаттусилиса II, самого выдающегося хетта после Суппилулиумаса.

После смерти Муваталлиса его преемником стал его сын Урхи-Тешуб, законный (согласно порядку наследования Телепинуса), но слабый властелин. Он осмелился оспаривать положение вице-царя у своего дяди Хаттусилиса, завоеванное последним силой меча, и это явилось для него роковым: Хаттусилис захватил трон. Однако узурпация обошлась без цареубийства. Урхи-Тешуб был только изгнан. А методы правления узурпатора были не столько хитры, сколько мудры, он не столько притеснял, сколько проявлял терпимость — они напоминали методы правления Суппилулиумаса. Хотя этот царь соорудил свой трон на острие меча, он был чем-то неизмеримо большим, чем просто удачливым полководцем. Он оставил нам документ, который является наиболее ранним документом подобного рода.