Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

По заключению перемирия детей нередко обнаруживали и забирали родственники. иных русские военнослужащие и сами сочли за лучшее пристроить в турецкие и болгарские семьи. но немало «черномазеньких» так и уехало со «своими» частями в Россию. Здесь, как вспоминал А. А. Берс, детей продолжали воспитывать, а «дочерей полков», в т. ч. и его лейб-гвардии Преображенского, со временем «выдавали замуж и считали их свадьбу семейным полковым торжеством» [96] Берс А. А . Воспоминания офицера л. — гв. Преображенского полка о походе в Турцию в 1877–1878 гг. // Русская старина. — 1898. — Т. 96. — № 10. — С. 224. .

К сказанному нужно добавить, что прием детей под опеку обычно оформлялся документально. Например, из «свидетельства», выданного полковнику М. И. Головину 19 декабря 1877 г., следовало, что «неизвестно как называющуюся турецкую девочку, взятую на поле сражения, бывшего под Плевной в Болгарии 28 ноября сего года нижними чинами 7-го гренадерского Самогитского полка около трупа убитого в этот день турецкого солдата, разрешено <���…> взять на воспитание <���…> полковнику Михаилу Ивановичу Головину, который обязался принять ее в качестве дочери и просить об усыновлении ее (так в тексте — В.П.) в установленном законом порядке» [97] РГВИА. Ф. 400. Оп. 3. Д. 2088. Л. 56. . …Через два года родные отыскали эту девочку в России. Выяснилось, что зовут ее Эмине. Но к тому времени дочь убитого под Плевной турецкого солдата уже нарекли при крещении Ольгой. Жила она в Санкт-Петербурге. И, как нетрудно догадаться, вопрос о ее возвращении кровным родственникам здесь никто не желал даже обсуждать.

Нелишним будет также заметить, что, по данным османской периодики тех лет, отдельные российские военнослужащие увозили с собой на родину и жен из числа турецких девушек и женщин [98] Vakit. 1878. 12 Eylül. S. 1. . И хотя в архивных документах и опубликованных источниках нам не удалось обнаружить убедительных подтверждений данной информации, она не вызывает у нас особых сомнений, поскольку речь идет о практике, вполне типичной для всей истории русско-турецкого вооруженного противостояния конца XVII–XIX вв.

Восприятие турок личным составом действующих армий детерминировалось сложным комплексом факторов, среди которых необходимо назвать, в первую очередь, следующие:

1. К исходу XIX столетия войны между Российской и Оттоманской империями давно уже превратились в столкновение держав, являвшихся одновременно национальными, религиозными и историческими врагами, что неизбежно придавало их вооруженной борьбе особо ожесточенный характер.

2. Начиная с 1876 г., население России находилось (к слову, единственный раз в отечественной истории) под воздействием целенаправленной антиосманской пропаганды, приобретавшей все больший размах и интенсивность по мере развития Балканского кризиса. если говорить конкретнее, то еще задолго до начала войны газеты стали наполняться сведениями об уничтоженных турками болгарских селах; о сотнях заживо сожженных славянских женщин и детей; о башибузуках, буквально разрывающих христианских младенцев, и многими иными свидетельствами турецкого варварства, вряд ли способными оставить читателя равнодушным.

3. Российское общественное мнение традиционно наделяло турок такими качествами, как «коварство» и, главное, «безграничная жестокость по отношению к противнику», выражавшаяся даже не в убийстве пленных (включая раненых) как таковом, а именно в их изощренном и мучительном истязании, равно как и в надругательстве над трупами своих врагов [99] См., в частности: Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877–1878 гг. … Вып. 2. — С. 449; Вып. 15. — С. 43, 45, 102. . И хотя ответственность за названные деяния, как правило, возлагалась на башибузуков, многие современники допускали причастность к ним и личного состава регулярной оттоманской армии. В этой связи полковник П. Д. Паренсов, безусловно, выражал господствующее мнение, когда писал о том, что «всем участникам боев, несомненно, приходило в голову: лишь бы не остаться на поле (боя — В.П.) беспомощным, т. к. ни высокое звание и положение, ни присутствие в рядах противника его офицеров и начальников, не спасало от поругания и мучительной смерти» [100] Паренсов П. Д . Из прошлого. Воспоминания офицера Ген. штаба. в 3-х ч. Ч. 2–3. — СПб.: В. Березовский, 1904. — С. 205. .

Сказанное подтверждается как множеством актов (в т. ч. и с иностранным участием) об обнаружении изуродованных и расчлененных тел русских военнослужащих, так и тем, что, сталкиваясь с примерами прямо противоположного поведения османов, россиянин испытывал чувство, близкое к изумлению. так, 25 августа 1877 г. поручик Л. Г. Богаевский записал в своем дневнике: «сегодня по утру часть раненых перенесли в сараи и уложили на соломе; часть же оставалась на поле у Кацелева, которое перешло во власть турок; зато и часть турецких раненых оставалась в наших руках на поле у Аблавы. Вечером произошел обмен ранеными; к нашему удивлению наших не мучили, некоторые даже говорили, что их укрыли шинелями (?!) (курсив наш — В.П.)». Прапорщик Н. В. Яшвиль был, по его собственному признанию, потрясен, когда увидел трупы русских солдат, которых турки в знак уважения к мертвым накрыли бурками. Штабс-ротмистр В. М. Вонлярлярский, по недоразумению оказавшийся при объявлении о капитуляции Плевны в гуще еще вооруженных аскеров, даже спустя годы не мог понять, почему в столь трагический для османов и, в столь же благоприятный для них момент, его не настигла «шальная пуля», и категорически утверждал, что турки поступили с ним «в высшей степени благородно», за что он будет «благодарен им по гроб жизни» [101] Богаевский Л. Г . Дневник конно-артиллериста Рущукского отряда. — СПб.: Тип. Главн. упр. уделов, 1903. — С. 52–53; Вонлярлярский В. М . Указ. соч. — С. 164; Яшвиль Н. В . Походные письма (1877–1878 гг.). — София: «Проф. Марин Дринов», 2007. — С. 92. .

Однако, как бы то ни было, основные последствия всего перечисленного Военный министр Д. А. Милютин зафиксировал в своем дневнике все-таки несколько иными словами: «16 июня 1877 г. <���…> Осмотрел с государем госпиталь в Пиатре <���…> В числе раненых в госпитале оказалось и несколько турок; но вообще, кажется, наши не щадили противников. Говорят, что наши солдаты дерутся с каким-то озлоблением» [102] НИОР РГБ. Ф. 169. К. 5. Д. 9. Л. 74. . Сотни тысяч подчиненных Д. А. Милютина знали об этом озлоблении не понаслышке. к примеру, в июле 1877 г. прапорщик Н. В. Яшвиль писал родным в Петербург: «Они (русские солдаты — В.П.) так ожесточены на турок, что пленных не берут и не слушают никаких миролюбивых приказаний, а крошат без пощады всех и вся. <���…> Наши солдаты в плен не берут никого, даже раненых» [103] Яшвиль Н. В . Указ. соч. — С. 33, 47. .