Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

4. Сбор и эвакуация раненых противника с полей сражений не отличались оперативностью и полнотой, почему часть их длительное время оставалась неподобранной и погибала от потери крови и переохлаждения или становилась жертвой мародеров. Связано это было, главным образом, с тем, что:

— силы и средства российской медицинской службы, выделяемые для оказания помощи раненым, в ряде случаев не вполне соответствовали действительному количеству нуждающихся;

— некоторые санитары и носильщики сознательно «обходили» османов, поскольку одни принципиально считали, что должны уделять первостепенное внимание соотечественникам; другие опасались вооруженного нападения на них со стороны раненых турок (что периодически действительно случалось); третьи не желали выслушивать упреки персонала перевязочных пунктов в том, что они опять «тащат всякую дрянь», когда здесь все уже «сбились с ног» и «нет мест для своих»;

— при появлении русских санитаров, а тем более — казачьих цепей, объезжающих поле сражения с целью обнаружения раненых, некоторые турки притворялись убитыми, очевидно, рассчитывая тем самым избежать то ли плена, то ли еще больших для себя неприятностей [111].

(В качестве комментария к перечисленному необходимо заметить, что, с одной стороны, в русской армии не всегда успевали подбирать и своих раненых, а с другой — в отечественной мемуарной литературе можно встретить немало примеров тому, что турок обнаруживали, оказывали им первую помощь, отогревали в холодное время и доставляли на перевязочные пункты не только санитары, но и военнослужащие сторожевого охранения, кавалерийских разъездов (в т. ч., к слову, и казачьих), а равно иные лица) [112].

5. Убийство пленных на сборных пунктах имело место лишь в исключительных случаях и, как правило, детерминировалось их открытым нападением на конвой. (Русские объясняли такие нападения «мусульманским фанатизмом», хотя, скорее всего, совершали их люди, страдавшие после боя расстройством психики) [113].

6. Смертная казнь по приговору военного суда обычно применялась к нижним чинам следующих категорий:

— к турецким военнослужащим (как правило, — башибузукам), изобличенным в тяжких преступлениях против гражданского населения;

— к русским военнослужащим (как правило, из числа мусульман), ранее перешедшим на сторону противника и взятым в плен с оружием в руках.

За пределы означенного круга лиц военная юстиция почему-то предпочитала не выходить. так, она полностью проигнорировала требования общественности и Румынии, и России проверить информацию о причастности маршала Османа-паши к массовым убийствам русских и румынских пленных. не получило с ее стороны должной оценки и поведение коменданта редута Телиш бригадного генерала Хаки-паши 12 октября 1877 г. Между тем, последнее, как представляется, имело некоторые признаки т. н. «судебной перспективы». На это указывает хотя бы следующая запись в Журнале боевых действий Балканской армии от 16 октября 1877 г.: «При взятии Телиша не найдено ни одного из наших раненых, оставленных на поле сражения после неудачной атаки 12 октября. Тела оказались наскоро закопанными и по большей части изуродованными: без ушей, без носов или без голов. Взятые в Телише в плен 4 иностранца (3 англичанина и 1 константинопольский француз) подтвердили, что турки наших раненых не убирали, что почти всех изувечили и всех без исключения убили, причем турецкое военное начальство никаких мер к спасению наших раненых не приняло» [114]. (К слову, один из упомянутых англичан нарисовал в своих воспоминаниях куда более мрачную картину произошедшего [115]).

Единственная попытка массовой казни пленных (разумеется, без судебного решения) была предпринята на исходе войны генерал-адъютантом И. В. Гурко, отдавшим 26 декабря 1877 г. приказ следующего содержания: «все пленные турки, взятые в Ихтимане, в наказание за грабеж и убийство жителей и поджог города, должны быть <���…> немедленно повешены в городе, на месте совершенных ими зверств». Однако подчиненным удалось убедить генерала не настаивать на реализации данного приказа, способного привести лишь к новому витку взаимного насилия между турками и болгарами [116].

7. Наличие на пленниках предметов обмундирования военнослужащих русской армии, как-то: мундиров, шинелей, сапог и пр. — воспринималось россиянами равнодушно (по крайней мере, внешне) и репрессий за собой не влекло.

8. Фактов издевательств над пленными нами не установлено. Да и сам этот вопрос, скорее всего, не заслуживал бы внимания как неуместный, если бы майор оттоманской армии Таль-ат и некоторые иные лица не утверждали, что под Плевной русские запрещали туркам брать воду из р. Вид, чем обрекали их на мучения от жажды, или же бесконечно перегоняли батальоны пленных с места на место «с целью измучить их и не дать покоя» [117]… Относительно р. Вид ограничимся замечанием, что после боя 28 ноября 1877 г. она была завалена трупами людей и животных… Что же до «отсутствия покоя», то с места на место османов действительно перегоняли. Как только их биваки оказывались загаженными. А происходило это довольно часто, поскольку от употребления в пищу русского ржаного хлеба и сухарей турки массово страдали желудочно-кишечным расстройством.

9. Жалобы османов на то, что они были «дочиста ограблены» русскими, звучат в источниках личного происхождения часто и совершенно независимо друг от друга, что уже само по себе не позволяет их игнорировать. правда, «дочиста» — это, конечно же, очевидная гипербола, поскольку, по наблюдениям современников, пленные (как офицеры, так и нижние чины) обычно привозили с собой в Россию деньги в турецкой валюте (включая золотые и серебряные монеты), часы (в т. ч. в корпусах из драгоценных металлов), кольца, перстни, коврики для совершения молитв, чемоданы с личными вещами и т. п.

Однако грабежи, безусловно, имели место, тем более, что подразделения жандармерии, выполнявшие на ТВД функции военной полиции, фактически самоустранились от защиты собственности османов, а офицерский состав армии, особенно представляющий его ротное звено, предпочитал порой просто «не замечать» даже очевидных посягательств на имущество пленников. Правда, недостаток объективных данных вряд ли позволит нам когда-либо вскрыть подлинные масштабы рассматриваемого явления. но о некоторых его аспектах все-таки можно говорить более или менее определенно, а именно:

Гарнизон крепости Никополь складывает оружие. Гравюра

а) Предметами имущественных посягательств обычно выступали: деньги, драгоценности, кинжалы, ножи, бинокли, пояса, солдатские котелки, кружки, бритвы, мундштуки, теплые вещи, продукты питания (особенно пшеничные сухари, которые в русской армии ценились очень высоко) и т. п. Словом, отобрать могли все, за исключением разве что книг.