Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Генералы, потерявшие накануне пленения имущество, могли рассчитывать на денежное пособие от российской казны (до 1 000 руб.). Нуждающиеся в медицинской помощи получали ее незамедлительно и на самом высоком уровне. К примеру, раненый маршал Осман-паша был сразу же осмотрен выдающимся хирургом Н. И. Пироговым, а затем эвакуирован в Кишинев в отдельном вагоне санитарного поезда, «устроенном в турецком вкусе» [160].

Многие генералы удостаивались аудиенции Главнокомандующего на ТВД, Военного министра и даже Александра II. В частности, известно, что государь лично встречался и беседовал не только с маршалом Османом-пашой, но и дивизионными генералами Гасаном-пашой (комендант кр. Никополь) и Хывзы-пашой (комендант редута Горный Дубняк) [161]. Вместе с тем Александру II приходилось порой и сдерживать подчиненных, стремящихся наделить представителей оттоманского генералитета совершено уж неуместными привилегиями. Так, государь не одобрил распоряжения великого князя Николая Николаевича о подготовке в Харькове почетного караула для встречи Османа-паши и вообще заявил о недопустимости оказания турецкому маршалу «каких-либо почетных встреч или почестей», посчитав достаточным, «чтобы обращение с ним было учтивое и чтобы доставлены были ему необходимые удобства в обстановке» [162].

К сказанному можно добавить, что в пути следования паши получали разрешение производить более или менее продолжительные остановки для отдыха, во время которых посещали различные культурно-развлекательные и иные мероприятия. Например, в октябре 1877 г. в Тифлисе генералам, плененным под Авлияром, была дана возможность побывать на гастролях итальянской оперной труппы. Впрочем, Осман-паша совершал остановки и не слишком заботясь о получении разрешения. Так, прибыв 19 декабря 1877 г. в Кишинев, он самовольно задержался в этом городе на целых две недели. Официальной причиной задержки послужило «состояние здоровья», что, впрочем, не помешало ему встретиться с представителями местной общественности и заказать свой портрет у самого известного в Кишиневе фотографа А. А. Сумовского. Характерно, что российские власти предпочли «закрыть глаза» на такого рода «самостоятельность», равно как и на телеграмму встревоженного Бессарабского губернского воинского начальника от 21 декабря 1877 г.: «Пребывание здесь Османа-паши вблизи границы при следовании тысяч пленных по громадной важности тыла полагаю опасным» [163].

Не меньше внимания уделялось и лицам офицерского состава. К примеру, на Балканах часть офицеров, подобно генералам, питалась «от стола» великого князя Николая Николаевича. при посещении лечебных учреждений Александр II не обходил своим внимание и палаты с пленными офицерами, где расспрашивал их о нуждах и, по крайней мере однажды, даже распорядился приготовить для них плов [164].

Российские офицеры регулярно приглашали османских к своему столу, что зафиксировано в целом ряде источников: «Когда уже расцвело, наши полковые офицеры по-походному устроили завтрак для себя и турецких офицеров <���…> сидели теперь рядом и оживленно рассуждали, по видимому, совершенно довольные друг другом (Авлияр, октябрь 1877 г.)». «Офицеров (турецких — В.П.) мы пригласили к себе в палатку пить чай» (Карс, ноябрь 1877 г.). «вечером для всех пленных был приготовлен ужин. Пленных солдат поместили в наш редут <���…> Офицеров же взяли на себя угощать офицеры 1-го батальона» (Плевна, ноябрь 1877 г.). «Офицеры турецкие, еще когда пленные располагались биваком просто на лугу — всегда обедали с нами. Помню, первый раз они долго и много трясли наши руки в знак благодарности, а затем пригласили к себе <���…> Нашелся у кого-то из них ломтик, другой закуски, несколько глотков вина <���…> Нам разослали по коврику и сели мы все по-турецки в кружок, выкурили молча по папироске и разошлись <���…> Когда солдатам пленным разбили наши палатки, мы разобрали их офицеров по землянкам к себе» (Плевна, ноябрь-декабрь 1877 г.); «Пленные турки на случай наступивших морозов были гостеприимно приняты нашими гренадерами, которые делились с ними и землянками и пищей. Офицеры угощали офицеров, нижние чины — нижних чинов» (Плевна, декабрь 1877 г.) [165].

Изложенное выше полностью подтверждает и противник, в т. ч. майор Таль-ат, который в своих мемуарах, кажется, вообще не нашел для русских ни одного доброго слова, за исключением следующего: «Нельзя не отдать полной справедливости высокому благородству некоторых офицеров русской армии, относившихся сочувственно к безвыходному и несчастному положению наших офицеров, которых они по временам приглашали к себе и угощали чаем, сигарами (очевидно, «папиросами» — В.П.) и т. п. и тем, хотя на короткое время, давали им возможность подкрепить свои истощенные силы» [166]. Еще один оттоманский офицер — британец Вильям Херберт, настроенный к русским не более дружелюбно, чем Таль-ат, также не скрывает того факта, что первые дни после падения Плевны он провел в русской офицерской землянке, где подкреплял свои истощенные силы сном, коньяком и игрой в карты, и где «был в высшей степени восхищен поведением майора Kasikeff (Косякова? — В.П.) и его собратьев-офицеров, чье рыцарство, обходительность, великодушие и бескорыстное гостеприимство резко контрастировали с недостойным поведением простых солдат» [167].

В ходе эвакуации офицеру разрешалось следовать до ближайшей железнодорожной станции на собственной верховой лошади (с условием, что дорогой он будет содержать животное за свой счет и продаст его перед погрузкой в эшелон). По прибытию в Бухарест штаб-офицерам предоставлялся отпуск в пределах города с обязательством вернуться к определенному сроку, обеспеченным их честным словом . Не менее значимым нам видится и то, что в отличие от аскеров и даже русских нижних чинов, свыше 80 % раненых и больных оттоманских офицеров российское командование смогло эвакуировать в тыл не воинскими поездами, а санитарными , отличавшимися от первых комфортабельными вагонами, наличием специального оборудования, многочисленным и высококвалифицированным персоналом, обильной пищей (из расчета 40 коп. в день на каждого пациента, тогда как в воинских только 25 коп.) и рядом иных преимуществ (см. Таблицу 12).

Таблица 12

Структура раненых и больных военнослужащих, эвакуированных с Балканского ТВД железнодорожным транспортом в период с 1 сентября 1877 г. по 30 июня 1878 г. [168]

Наконец, что касается аскеров и чаушей, то здесь нам трудно сказать что-либо подобное изложенному выше. нуждам этих людей российское командование уделяло лишь необходимый минимум внимания. Правда, примеров частной благотворительности со стороны российских нижних чинов хватало и здесь. Руководствуясь принципом: «Нам-то подвезут, а ему взять неоткуда (курсив автора — В.П.)», русские солдаты нередко делились с османами и табаком, и едва ли не последним куском хлеба. Однако в массе своей они относились к туркам достаточно сдержанно и, в отличие от своих командиров и начальников, вплоть до заключения общего перемирия (19 января 1878 г.) не проявляли особой склонности ни к солдатской солидарности с пленными, ни к излишним, по их мнению, сантиментам [169].