Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

1. Россиянами в отношении пленных;

2. Пленными в отношении россиян;

3. Пленными в отношении своих же товарищей.

1. Рассматривая перечисленное детальнее, заметим, что среди деяний, совершаемых россиянами в отношении пленных, лидировали, вероятно, оскорбления, в первую очередь — жестами и вербально («Турка — черт!», «Секим башка, турка!» и т. п.). В большинстве случаев оскорбления наносились одиночно следующим по улицам офицерам, при отсутствии поблизости полицейского. К оскорблениям обычно прибегали патриотически настроенные мещане и уличные мальчишки, избавиться от преследования которых офицер мог только воспользовавшись услугами извозчика [369]. Правда, воспользоваться этими услугами успевали не все. Например, в августе 1878 г. мировой судья г. Белый Смоленской губ. приговорил 15-летнего подростка, плюнувшего турецкому офицеру в лицо, к трехнедельному аресту при полиции. К счастью для осужденного, отбывать наказание ему не пришлось, т. к. потерпевший, тронутый слезами матери подростка, простил виновного [370].

Не менее распространенными следует считать и побои, совершаемые по самым разным мотивам. Так, в мае 1878 г., в Шлиссельбургском уезде Санкт-Петербургской губернии, крестьянин Михаил Артемьев был привлечен к уголовной ответственности за то, что в ходе бытовой ссоры с военнопленным Ахметом Халилом ударил последнего камнем по голове. В свою очередь в Можайске в феврале 1878 г. двое крестьян избили двух пленных, приволокнувшихся за их то ли женами, то ли подругами [371].

Однако гораздо чаще мотивы имели ярко выраженную патриотическую подоплеку, обычно усиленную известной долей алкоголя. Так, 9 ноября 1877 г. на базаре в Воронеже новобранцы набросились с кулаками на турок, не пожелавших разделить с ними радость по поводу взятия русскими Карса. 13 декабря 1877 г., в ходе ночлега партии пленных в манеже г. Яранск Вятской губ., туда «явился в пьяном виде мещанин Григорий Домрачеев», который «нанес обиды действием двум туркам и ударил по лицу конвойного». Сходные инциденты были зафиксированы в Вологде, Москве, Житомире и некоторых других городах. Так, в последнем группа пленных, строем следовавших в казарму, была прямо на улице «атакована» толпой подвыпивших рабочих. Причем досталось опять же не сколько туркам, сколько русскому солдату-конвоиру, который пытался их защитить [372].

Помимо побоев, имело место и взаимное применение силы, причем — регулярное. Так, в Новохоперске Воронежской губ. весной и летом 1878 г. последовательно произошло несколько групповых драк местной молодежи с турками. Как с гордостью констатировала городская газета, только в одной из «битв» верх взяли османы, во всех остальных — русские [373].

Среди имущественных преступлений в отношении пленных преобладали хищения их собственности, обычно — тайные, реже — открытые. Однако в любом случае деяния такого рода часто детерминировались виктимным поведением потерпевших. К примеру, 14 июня 1878 г. Волоколамский земский исправник донес Московскому губернатору о краже часов у турецкого офицера в городской бане «публичной женщиной, заведенной им в баню». Примерно в это же время в слободе Карповка на тогдашней окраине Можайска у двух офицеров, явившихся на свидание с дамами, были открыто похищены деньги, золотые часы и иные ценности. В сходных обстоятельствах лишился части своего имущества рядовой Омер Магомет, интернированный в с. Маньковка Киевской губ. В феврале 1878 г. в Харькове пленный офицер Риза-бей после «отдыха» в компании с 16-летней мещанкой обнаружил пропажу 490 руб. [374]и т. д., и т. п.

Отдельного внимания заслуживает такое преступление, как присвоение начальниками конвоя денежных средств, предназначенных для путевого довольствия пленных. Причем нельзя не заметить, что деяние это каралось довольно сурово. в качестве примера здесь можно сослаться на дело в отношении унтер-офицера Новгородского местного батальона Ефима Савельева, рассмотренное Санкт-Петербургским военно-окружным судом в декабре 1878 г. как следует из обвинительного заключения, в феврале того же года унтер-офицер возглавил конвой, сопровождавший группу турок в составе 75 чел. из Новгорода в Старую Руссу, предварительно получив на их питание в пути 55 руб. 25 коп. по прибытию к месту назначения «вся партия военнопленных заявила претензию на неудовлетворение их унтер-офицером Савельевым кормовыми деньгами, причитающимися им на 25 февраля, всего в количестве 9 руб. 75 коп.». Следствием было установлено, что названную сумму начальник конвоя «удержал в свою пользу». 16 декабря суд огласил следующий приговор: унтер-офицера Ефима Савельева «лишить военного звания и исключить из военного ведомства, а также всех особенных лично и по состоянию ему присвоенных или службою приобретенных прав и преимуществ, отдать в исправительные арестантские отделения гражданского ведомства сроком на 1 год, <���…> казенные деньги в количестве 9 руб. 75 коп. взыскать с имущества подсудимого и равно также и судебные издержки» [375].

Убийство пленных и причинение им тяжких телесных повреждений отмечены чрезвычайно редко. Однако и здесь виктимное поведение потерпевших играло далеко не последнюю роль. Так, 25 июля 1878 г. в лесу близ Минска был обнаружен труп рядового Мустафы Гасана с явными признаками насильственной смерти. Расследование преступления затруднял тот факт, что за месяц до своей гибели солдат бежал из плена и все это время скрывался в неустановленном месте. Похоже, что остались не вполне ясными даже мотивы деяния, т. к. при покойном полиция обнаружила «13 золотых турецких монет», зашитых в его одежду [376].

Но самое громкое преступление такого рода произошло, очевидно, в ночь на 24 января 1878 г. в Воронеже, в квартире одного из домов по ул. Большой Дворянской, предоставленной в наем двум пленным штаб-офицерам. Как установила полиция, полковник (по другим данным — подполковник) Ахмет бей (Хаджи Ахмет ага, Хаджи Ахмет эфенди) получил от убийц несколько ударов топором по голове и телу, после чего был задушен. Его товарищ в чине майора выжил, хотя нападавшие сломали ему тем же топором несколько ребер. Все имущество офицеров, представляющее хоть какую-то ценность, оказалось похищено.

Воронежская полиция раскрыла преступление по горячим следам, задержав в тот же день трех торговцев фруктами, двое из которых оказались подданными Персии (Мегмет Джефер и Ашем Солейман), а один россиянином (житель Эриванской губ. Амбарцум Каспаров (Каспар Желадьянц). Несмотря на попытки родственников последнего освободить его от уголовной ответственности за взятку, 29 мая 1878 г. все трое предстали перед Воронежском окружным судом. Определенный интерес вызывает позиция прокурора, которую он обозначил перед присяжными в первом же заседании: «с одной стороны, приятно, что подобного рода преступление совершено не русскими людьми. А то, что убит турок, не может служить [основанием к] смягчению приговора, с другой стороны». Невзирая на все старания защиты, присяжные признали подсудимых виновными по всем пунктам обвинения. Одинаково суровый для всех приговор — 15 лет каторги, воронежцы встретили с нескрываемым одобрением, поскольку убийство действительно потрясло город и, по общему мнению, «было в высшей степени зверски совершено» [377].