Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Позднее, столкнувшись с запросами флота о том, как следует поступать с моряками турецких торговых судов, захватываемых русскими крейсерами, В. С. Семека 12 июня 1877 г. предписал считать военнопленными только те экипажи, которые при задержании окажут вооруженное сопротивление, а всех прочих, по усмотрению командования Черноморским флотом, «высылать установленным порядком внутрь империи или оставлять на месте под надзором полиции». предписание это противоречило складывающейся в стране системе законодательства о пленных, и в сентябре 1877 г. МИД потребовал его отмены на том основании, что команды торговых судов должны признаваться военнопленными безусловно [26] Там же. Д. 8088. Л. 11–13; Д. 8111. Л. 23. . Впрочем, объективности ради заметим, что на кораблях Черноморского флота и до сентября 1877 г. с рассматриваемым документом считались далеко не всегда. Факты свидетельствуют о том, что в одних случаях турецкие моряки становились военнопленными и тогда, когда не предпринимали даже попыток сопротивления (например, захваченный в июле 1877 г. и интернированный в Воронеж экипаж шхуны «Осман-Гази»). в других — командиры крейсеров, не желая обременять себя пленниками, просто высаживали турок на побережье, контролируемое противником [27] РГА ВМФ. Ф. 243. Оп. 1. Д. 8111. Л. 14–16, 18, 20–22. .

Однако, как бы то ни было, новое «положение о военнопленных восточной 1877 года войны» от 2 июля 1877 г. (приложение 4) было разработано специально образованной для этой цели межведомственной комиссией и принято в предельно короткий срок. Причем, как видно из данных Таблицы 2, срок этот можно считать рекордным для дореволюционной отечественной истории, особенно если учесть, что «Положение» 1877 г., с одной стороны, принципиально отличалось от обоих предыдущих, а с другой, — стало фундаментальной основой для выработки обоих последующих.

Таблица 2

Сроки разработки и принятия в России базового нормативного правового акта о военнопленных противника (в войнах XIX — начала XX в.) [28] Даты принятия Положений о пленных указаны по изданиям: Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ РИ). Собр. второе. Т. IV. № 2977, Т. XXIX. № 28038, Т. LII. № 57530; Собр. третье. Т. XXIV. № 24523; СУиРП. 1914. № 281. Ст. 2568.

Нелишним здесь будет учесть и то обстоятельство, что разработку документа осложняла борьба в указанной комиссии двух противоположных концепций. Одной из них придерживались представители военного министерства, МВД, Минфина и МПС. Опираясь на отечественный опыт первой половины XIX в. и руководствуясь принципом: «военным не следует поручать то, что в состоянии делать и гражданские», названные лица полагали, что по прибытию пленных в места интернирования, они подлежат передаче от военных властей органам внутренних дел, а управление ими должно осуществляться, по сути своей, на основе того же «положения» 1854 г., лишь приведенного в соответствие с реалиями сегодняшнего дня [29] РГА ВМФ. Ф. 283. Оп. 3. Д. 1229. Л. 21–22; РГИА. Ф. 1286. Оп. 38. Д. 152. Л. 8, 12–13, 30–39. .

Другую точку зрения представлял МИД. Основывалась она, преимущественно, на нормах Брюссельской декларации 1874 г. и опыте недавних вооруженных конфликтов в Европе, в первую очередь, — Франко-прусской войны 1870–1871 гг. исходя из этого и руководствуясь противоположным принципом: «гражданским следует поручить лишь то, что военные делать не в состоянии», внешнеполитическое ведомство предлагало возложить управление пленными, на весь период их пребывания в России, исключительно на военное министерство, которому МВД должно было лишь содействовать [30] РГИА. Ф. 1286. Оп. 38. Д. 152. Л. 46–60. .

В конечном итоге, комитет министров поддержал позицию именно МИД, благодаря чему Россия обрела не просто принципиально новый, но и, вероятно, один из наиболее прогрессивных и совершенных для своего времени базовых документов о военнопленных. Если говорить конкретнее, то в «положении» 1877 г. отечественный законодатель впервые:

— изъял пленных из подчинения должностным лицам МВД (губернаторам, полицмейстерам, уездным исправникам и пр.) и полностью передал их в распоряжение органов военного министерства (§ 30);

— установил, что «военнопленные подлежат действию российских военных постановлений и уставов и подсудны военным судам» (§ 59);

— стремясь достичь наиболее полного, достоверного и актуального учета пленников, ограничил число Общих тыловых сборных пунктов военнопленных лишь двумя (Кишинев и Ростов-на-Дону), территориально входящими к тому же в состав одного военного округа — Одесского (§ 2);

— признал нецелесообразным заранее определять исчерпывающий перечень регионов и населенных пунктов, предназначенных для расквартирования пленных, благодаря чему военное ведомство могло на протяжении всей войны решать данный вопрос самостоятельно, без согласования с МВД (министру внутренних дел было оставлено лишь право выбора мест интернирования турецких генералов);

— унифицировал содержание различных категорий пленных османов, практически полностью отказавшись от их многоплановой дифференциации на христиан и магометан; «природных турецких подданных» и иностранцев, принявших службу Оттоманской империи; перебежчиков и лиц, плененных «с оружием в руках» и пр.;

— максимально приравнял все виды обеспечение военнопленных (включая «транспортное») к обеспечению «соответствующих чинов нашей армии» (§ § 11, 17–18, 35–36, 43–44, 46–48, 53, 55 и др.); при этом ряд норм «Положения» (§ § 17–18, 20, 36, 39, 48 и др.) содержали прямую отсылку к действующим актам российского военного законодательства («Положение о перевозке войск по железным дорогам», «Положение о квартирном довольствии войск», «Положение о провиантском, приварочном и фуражном довольствии войск», «Положение о ротном хозяйстве» и др.);

— положил в основу трудового использования пленных (§ 40) принцип, согласно которому «право Правительства (Российского — В.П.) требовать работы от пленного не должно оскорблять в пленном чувство его достоинства, как воина и как подданного; работа, от него требующаяся, не только не должна изнурять его здоровье, она не должна унижать его воинского звания и, главное, не должна иметь прямого отношения к военным действиям, направленным против его отечества или его союзников» [31] РГИА. Ф. 1286. Оп. 38. Д. 152. Л. 33. ;