Виталий Познахирев - Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Однако, как бы то ни было, перечисленные выше факты были немногочисленны. в большинстве же случаев функции переводчиков, а вернее — толмачей, традиционно выполняли (разумеется, «на общественных началах») российские и оттоманские солдаты из числа татар; пленные казаки-некрасовцы [37] «Некрасовцы» — русские старообрядцы, потомки донских казаков — сторонников атамана Игната Некрасова, одного из предводителей Булавинского восстания 1707–1708 гг.; в 1740 г., спасаясь от преследования российского правительства, эмигрировали в Турцию. ; поляки, некогда эмигрировавшие из Российской империи в Османскую; турки, ранее выезжавшие на работу в Россию или уже побывавшие в русском плену в годы Крымской войны 1853–1856 гг. и др.

Завершая краткий обзор основ отечественного законодательства о военнопленных, нельзя не обратить внимания на то, что в соответствии с требованиями § 31 «Положения», нормы базового акта должны были получить дальнейшее развитие в детальной Инструкции, разработка которой возлагалась на Главный штаб (ГШ). Правда, в архивах нам не удалось обнаружить ни самой этой Инструкции, ни каких-либо данных, указывающих на ее существование. Однако тот факт, что в 1877–1878 гг. органами военного и морского ведомств были разработаны, приняты и доведены до исполнителей десятки подзаконных актов, конкретизирующих и детализирующих отдельные нормы «Положения», дает основания утверждать, что отсутствие Инструкции Петербургу все-таки удалось компенсировать, пусть даже частично [38] РГА ВМФ. Ф. 243. Оп. 1. Д. 8087. Л. 3; Д. 8088. Л. 1; Д. 8111. Л. 1–2, 13; Ф. 283. Оп. 3. Д. 1229. Л. 10–19; Государственный архив Курской области (ГАКО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 2346. Л. 10–11. .

III. Двух — и многосторонние соглашения, заключаемые в ходе войны представителями российского командования, по сути своей, ограничивались отдельными актами о перемирии, письменными и устными капитуляциями, а также договорами с союзниками о распределении прав и обязанностей в части, касающейся эвакуации пленных, организации их питания и т. п.

Поскольку вопросы эти, так или иначе, рассматриваются нами в последующих разделах настоящей работы, остановимся здесь лишь на наиболее важном из документов данной группы — на «Условиях перемирия между императорскими российскими войсками и их союзниками и императорскими турецкими войсками» от 19 (31) января 1878 г. (Приложение 6).

Одна из особенностей названного акта состояла в том, что он прямо исключал пленение больных и раненых османов, оставленных в районах, занятых русской армией. Вместе с тем, авторы «Условий» обошли молчанием вопрос о статусе оказавшихся в тех же районах военнослужащих из числа здоровых, т. е. турок, отставших от своих частей, следующих к месту службы после выписки из лечебных учреждений и пр. Пробел этот неизбежно порождал диаметрально противоположные решения. В одних случаях на российских аванпостах таких людей беспрепятственно пропускали за демаркационную линию. В других, напротив, задерживали в качестве военнопленных.

Впрочем, последнее практиковалось относительно редко. И очень недолго. Уже к началу февраля (по старому стилю), не желая, видимо, осложнять ход мирных переговоров, русские перестали брать в плен даже членов турецких иррегулярных формирований, продолжавших бесчинствовать в их тылу. Как правило, такие лица лишь обезоруживались и выдворялись на территории, подконтрольные Оттоманской империи [39] Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877–1878 гг. … Вып. 75. — С. 7–8, 34, 259, 300–301. . Единственное известное нам исключение было сделано для «особо отличившегося» командира одного из таких формирований — некоего Ахмеда Гирея (но, кстати, не для его подчиненных). 12 февраля 1878 г., по личному приказанию великого князя Николая Николаевича, означенный субъект был препровожден в тыл «для дальнейшего его отправления в Россию в качестве военнопленного (курсив наш — В.П.)» [40] Там же. Вып. 73. — С. 135. . а поскольку произошло это буквально за неделю до подписания Сан-Стефанского мирного договора, мы можем с высокой степенью вероятности предположить, что именно Ахмед Гирей стал последним военнопленным Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

Порядок функционированияроссийской системы управления военнопленными в общих чертах представлен в Таблице 3 и на Схеме 1. Комментируя их содержание, отметим следующее:

1. Отечественное законодательство о военнопленных в полной мере начинало действовать лишь с прибытием турок в Кишинев и Ростов-на-Дону. на театрах же войны статус пленников регламентировался нормами не сколько позитивного, сколько обычного права, а равно отдельными приказами Главнокомандующего на ТВД и командиров корпусов, дивизий и даже полков. Достаточно очевидно, что все это создавало предпосылки для принятия непоследовательных и недостаточно обоснованных решений, тем более, что ни в одном из действующих объединений не было разработано универсальной инструкции, регламентирующей основные вопросы приема, регистрации, питания, размещения и эвакуации пленников.

2. Управление военнопленными в пределах Балканского ТВД заметно усложняла зависимость российского командования от властей Румынии и, отчасти, от представителей гражданской администрации Болгарии.

3. Сборные пункты частей, соединений и объединений формировались по мере необходимости и не имели четко выраженной иерархической структуры.

Таблица 3

Основные функции российских органов власти и должностных лиц в сфере управления контингентом военнопленных [41] Составлена по данным: ПСЗ РИ. Собр. второе. Т. XXXIV. № 34385; Т. XLV. № 48895; Т. XLVI. № 49863а; Т. XLVIII. № 51755; Т. IL. № 53623; Т. LII. №. 57530; РГВИА. Ф. 400. Оп. 3. Д. 2038. Л. 1–4, 23, 61–65, 104, 164, 173, 175–176, 194, 222–223; Д. 2047. Л. 1–3, 138, 243; Д. 2057. Л. 2; Д. 2058. Л. 222, 247–255; Д. 2088. Л. 8; Оп. 7. Д. 489. Л. 17–18; РГИА. Ф. 262. Оп. 1. Д. 3084. Л. 12–13; 1286. Оп. 38. Д. 153. Л. 83а-84, 165а, 221, 228; Ф. 1287. Оп. 15. Д. 15. Л. 2–4; 1297. Оп. 218. Д. 185. Л. 1–5; Государственный архив Вологодской области (ГАВологО). Ф. 21. Оп. 3. Д. 11. Л. 6–7, 14, 16; Д. 16. Л. 6, 12, 17, 25, 55, 64; Государственный архив Воронежской области (ГАВоронО). Ф. И-19. Оп. 1. Д. 964. Л. 3, 5, 8, 24, 55, 72; ГАКО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2346. Л. 8-11, 64–65; Ф. 157. Оп. 1. Д. 125. Л. 1, 4, 24, 115–116, 241; Д. 147. Л. 39–40; Д. 150. Л. 3; Государственный архив Новгородской области (ГАНО). Ф. 104. Оп. 1. Д. 282. Л. 1, 21, 26, 47, Д. 295. Л. 1, 3, 10, 13–14, 18, 32; Государственный архив Псковской области (ГАПО). Ф. 205. Оп. 1. Д. 60. Л. 81; Государственный архив Смоленской области (ГАСО). Ф. 1. Оп. 5. 1877. Д. 34. Л. 9-12, 17–18; Ф. 86. Оп. 1. Д. 13. Л. 18; Д. 16. Л. 5–6, 12, 22, 56, 59, 65, 71, 108, 141; Сборник материалов по русско-турецкой войне 1877–1878… Вып. 62, - С. 359; Вып. 64, Ч. 1. — С. 182, 2,9, 216, 233, 246–247; Вып. 68. — С. 10–11, 27, 45, 56; Вып. 69. — С. 130; Вып. 85. — С. 284, 299–300, 306, 348, 357; Вып. 86. — С. 119, 134, 158, 215; Вып. 94. — С. 183; Вып. 95. — С. 161, 411; Вып. 96. — С. 373–376.