Илья Сидорчук - Пагубные страсти населения Петрограда–Ленинграда в 1920-е годы. Обаяние порока

Хулиганство могло быть своеобразной местью обществу за свой низкий социальный статус. Как и до революции, вчерашние выходцы из деревни с трудом устраивали свою жизнь в больших городах. Как следствие — пьянство и хулиганство. Такой типаж сделал героем своего «Рассказа о зажиточном человеке» М. Зощенко:

«Был такой курьер Федор. Он работал на заводе. Он приехал из деревни. Был очень бедный. Еще тут не обжился. И даже первое время шлялся в деревянных сапогах.

И был очень грубая личность. Любитель выпить. Ругатель. Грубый скандалист и бузотер.

Он начал у них жить в общежитии. И там ему сделали крепкий нагоняй.

Ему сказали:

— Еще чего? Это не может продолжаться.

А он на это так ответил:

— Вы, профсоюзные вожди, меня срамите за мое поведение. А спросите меня — отчего это бывает.

И тогда его спросили:

— А скажите, отчего?

Он и говорит:

— Я живу абсолютно не так, как хочу. Вполне один, без семьи и жены. У меня, может, семья и жена проживают в деревне. Меня, может, сострадание берет от того, что я их не вижу. Двое моих детишек, наверное, пасут коров и терпят дожди и вьюги. Я живу как холуй, имею один пиджак, и мне некому даже подложить подушку, чтоб я прилег, усталый от работы. А вы интересуетесь, отчего я выпиваю и в своей выпивке грубо задеваю остальных и всем бью в морду. Вот отчего это бывает» [471] Зощенко М. Рассказ о зажиточном человеке. .

Среди более интеллигентной публики хулиганство могло приобретать весьма своеобразные формы. Вот случай, объявленный «Ленинградской правдой» «образцом бытового хулиганства»: «В доме 15/17, по Троицкой, в квартире 362, живет молодой врач Кошевник. В одной квартире с ним, в комнатах по соседству, живет бывший приятель Кошевника, молодой художник Кантор, с женой и детьми.

Дальше — обычная история: чтобы расширить свои квартирные владения, Кошевник решил выжить Кантора из квартиры, но способ выживания Кошевник придумал поистине замечательный.

У Кантора болен ребенок. Врач Кошевник садится за рояль и, неумелыми руками, часами барабанит по клавишам.

— Послушайте, что вы делаете? У ребенка температура 40…

— А мне какое дело? Я в своей комнате хозяин. Мне хочется музыки! Плевать на ваши болезни!

Жена Кантора тяжело больна. Лежит в постели. Из горла ее течет кровь. Врач Кошевник откашливается, раскрывает двери и на всю квартиру начинает распевать:

— В-е-е-е-ч-н-а-я па-а-мять!

— Удобно ли это?

— А почему неудобно? Кто мне запретит петь в своей комнате, что я хочу! Если кому мое пение не нравится, пусть не слушает или убирается ко всем чертям!

Чтобы насолить своему хозяину, художнику Кантору, Кошевник годами не платил за свои комнаты. Чтобы не лишиться права квартирного хозяина, Кантор лез из кожи вон, оставался раздетым, а комнаты Кошевника оплачивал. Так как неплатеж — вещь для комнатного жильца опасная, Кошевник пошел на компромисс со своим предыдущим „неплатежным“ решением. Он стал вносить свою квартплату в депозит суда. А чтобы деньги его не попадали квартир-хозяину Кантору, он прятал депозитные квитанции и извещения суда в свой кошелек:

— Попробуй, подай в суд за неплатеж, я сию же секунду представлю эти квитанции.

Долгими психологическими проделками врача художник Кантор и его жена доведены до тяжелого душевного состояния. Врач Кошевник этому радуется. Уходя на службу, Кошевник громогласно, так, чтобы Канторы слышали, наказывает своей мамаше:

— Если тебя будут беспокоить сумасшедшие соседи — звони мне по телефону: я живо отправлю их к Николаю Чудотворцу! У меня уже имеется направление.

Этакого, с позволенья сказать, врача конфузно вытаскивать на страницы газеты. Конфузно писать о нем. Уж не падет ли тень от Кошевника на других врачей?»

Разумеется, подобное поведение осуждалось, проводилась попытка показать, что он нехарактерен для советских врачей: «Нет, не падет. Социальный выродок ничем, кроме формальности, не связан с ними. Надо полагать, что и формальная связь исчезнет, когда товарищи врачи узнают об этом рекорде бытового хулиганства» [472] В. М. Рекорд бытового хулиганства // Ленинградская правда. 1927. .

В хулиганстве мог быть замешан и управдом, человек, который во многом отвечал за порядок в доме. 5 января «вечером в квартире проживающего в д. 35, по пр. Пролетарской победы, Д.Ф. Баринова, его дочь, пионерка, 15 лет, с подругой, 14 лет, пели комсомольские песни. Это не понравилось бывшему в „градусах“ управдому М.Н. Афанасьеву, и он предложил прекратить пение, а когда его требование не было исполнено, начал Баринова избивать, причем к нему присоединилась и его жена, поцарапавшая Баринову лицо. В результате на Афанасьева был составлен протокол, и он привлекается за хулиганство и самоуправство» [473] авг. № 174. С. 5. 2 Хулиганство управдома // Красная газета. Вечерний выпуск. 1925. 6 янв. № 5. С. 3. . Как видно, значительная часть шуток далека от «чубаровшины», «быковщины» и «семеновщины», хотя и то и другое называли хулиганством и даже хватание за поджилки представляли первым шагом к реальным преступлениям. Как явно хулиганское поведение рассматривались обычные привычки не слишком культурных граждан — сквернословие, курение вне специально отведенных для этого мест, лузганье семечек и пр. С августа 1924 г., согласно постановлению Ленинградского губисполкома, любой человек мог быть за это оштрафован [474] Ленинградская правда. 1924. 21 авг. .

Подобное рвение власти вызывало ответную реакцию, могло восприниматься как чрезмерная жестокость и несправедливость. Даже для Семенова во время судебных слушаний ряд его товарищей просил снисхождения. Для обывателя разница между преступниками и «озорниками» была значительной, в связи с этим возникало и неоднозначное отношение к органам правосудия и милиции, которые, казалось бы, защищали покой и законность.

Нередки были случаи, когда толпа заступалась за задержанных. Например, «8 июня, в 2 часа в Василеостровском саду, во время гулянья, кем-то из гуляющих был произведен выстрел. Прибывшим постовым милиционером был задержан один неизвестный гр-нин. При попытке милиционера отправить задержанного в Отделение, со стороны собравшейся толпы было оказано сопротивление, но прибывшими на место учнадзирателем, а также членами комиссии по борьбе с хулиганством, после произведенных в воздух нескольких выстрелов, порядок был восстановлен» [475] ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 9. Д. 118. Сводки ответственного дежурного по Ленинградской городской милиции о происшествиях по городу и уездам. Сводка о происшествиях с 7-го по 8-ое июня 1925 года. Л. 21. . 10 декабря 1925 г. в пивной ЛСПО один гражданин стал скандалить, милиционер стал его умирять. В ситуацию вмешался знакомый скандалиста. Милиционер с дворником направили их в отделение, но тут «вышедшая из пивной пьяная толпа хулиганов окружила дворника» и «хотела их освободить», поэтому милиционер достал револьвер, чем все и окончилось [476] Там же. Д. 119. 10 декабря 1925 г. Л. 76. . Нам представляется, что «толпой хулиганов» в сводке названы обычные посетители пивной, не увидевшие в конфликте своих товарищей повода для задержания. За дебошира могли вступиться и соседи. Так, 1 марта 1926 г. у дома № 12 по Железноводской улице в Ленинграде стал скандалить проживавший в нем гражданин Я.А. Васильев.