Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Таким образом, «крестовый поход» в своей заключительной фазе был не более чем военной прогулкой, в то время как война продолжалась на восточном фронте. Англичане и американцы, поставленные в благоприятные условия вследствие молчаливого прекращения борьбы на западе, спешно продвигались вперед, чтобы опередить советские войска. Такой была в действительности в тот период война.

С приближением победы Черчилль думал только о заключении сепаратного мира с немцами, который должен был бы привести к «перекраиванию союзов», в предвидении того, что он называет в своих мемуарах «объяснением со Сталиным». Если говорить яснее, то это означало открытый конфликт с Советским Союзом, чтобы помешать ему воспользоваться по праву плодами победы, в достижение которой он внес решающий вклад.

«Объяснение», как его изображает Черчилль в своих мемуарах, должно было произойти, пока американские войска еще не покинули Европу. Но этого мало, все должно было делаться при участии немцев. То есть до того, как вермахт капитулирует и будет разоружен. Он думал об этом даже еще на Потсдамской конференции, мысль о созыве которой исходила от него. (Главы книги, в которых освещаются «тайны» Реймса и Потсдамской конференции, не рассматриваемые ни в одной другой истории второй мировой войны, содержат больше всего разоблачений и являются самыми захватывающими.)

В это поразительное предприятие, которое он замыслил, в этот, так сказать, дьявольский расчет Черчилль вложил всю ту страстность, с которой он вел войну против Гитлера. И если бы другой Черчилль сидел в Белом доме или если бы верховным главнокомандующим войсками союзников в Европе был бы не генерал Эйзенхауэр, а такой человек, как, например, генерал Паттон, Черчилль, без сомнения, достиг бы своей цели. Третья мировая война последовала бы за второй без всякого перерыва, воюющие стороны поменялись бы ролями и союзами, явив миру эффектное зрелище. И гигантская борьба против гитлеровского чудовища, чуть было не повергшего Европу в нацистское варварство, была бы сведена на нет. Германия вышла бы из войны невредимой, чтобы позднее возобновить свое наступление, так, словно войны и не было.

Этот последний омрачающий акт великой драмы второй мировой войны вы не найдете ни в одной другой истории конфликта, написанной во Франции или какой-либо другой стране. Автор настоящей книги попытался осветить самые темные страницы этой ошеломляющей истории, которую в целом еще предстоит написать, и помочь читателю яснее представить себе драму второй мировой войны и заглянуть за кулисы послевоенной истории.

Самые мрачные и самые смутные страницы второй мировой войны должны были бы быть самыми светлыми ее страницами с приближением победы союзников. «Великие союзники» сумели кое-как довести до конца борьбу против общего врага, гитлеровской Германии. Но недоверие и подозрительность, которыми отличались отношения англо-американской и советской сторон, достигли крайнего предела в момент победоносного завершения их общей борьбы.

Такова судьба всех военных коалиций. Но в случае «великого союза» между капиталистическими державами и коммунистическим Советским Союзом, — союза, коренным образом противоречившего их социальным идеологиям, риск плохого конца был почти неминуем. Великим чудом было уже то, что союзники оставались едиными на протяжении всей войны.

Ибо если они чувствовали себя солидарными перед лицом чудовищного гитлеровского начинания, угрожавшего как «свободному миру», так и миру коммунистическому, то с того момента, как угроза отпала, их все разделяло. Тем более что плоды победы должны были быть поделены между победителями не поровну и не в соответствии с вкладом каждого. А вклад Советского Союза был огромным.

Итак, за внешней видимостью единого фронта союзников можно было различить признаки развертывавшейся подспудно другой, тайной войны, самым наглядным проявлением которой было дело со «вторым фронтом». Эта тайная война постепенно усиливалась по мере того, как близился конец войны.

Это превращение, которое претерпевала война, Черчилль подчеркивает в последней главе своих мемуаров:

«Чем больше война, которую ведет коалиция, приближается к своему концу, тем большее значение приобретают ее политические аспекты».

Это явление объясняет снова Черчилль:

«Проблемы, которые вставали в связи с победой, отныне близкой, ни в чем не уступали по своей сложности худшим опасностям войны».

Этим все сказано. В его глазах проблемы, с которыми предстояло столкнуться после войны, представляли столь же серьезную опасность, как и сама война. И подходить к ним следовало в таком же духе.

К этому следует добавить, что смерть Рузвельта последовала в самый критический момент войны (12 апреля 1945 года), когда его авторитет был более, чем когда-либо, необходим, чтобы направлять политику Соединенных Штатов в послевоенный период и сдерживать Черчилля. Эта политика уже находилась в постоянном противоречии с политикой британского премьер-министра по время войны.

Последние месяцы войны действительно проходили в тревожной и мрачной атмосфере, на грани разрыва между «великими союзниками».

Драма Черчилля развертывается наподобие некоего триптиха, развиваясь с неумолимой логикой.

Картина первая. Взяв в свои руки в июне 1940 года руководство войной, он не видел для Великобритании иного шанса на спасение, кроме союза с Соединенными Штатами, дополненного союзом с Советским Союзом. Но что касалось последнего, то Черчилль уже предвидел и опасался той цены, которой будет стоить возможная победа. Оборотной стороной союза с Советским Союзом была перспектива выхода последнего из войны слишком могущественным. Возникла бы та же проблема — только в бесконечно больших масштабах, — которой Англия была озабочена после первой мировой войны, — проблема европейского равновесия. Прежде ее мучил кошмар «французской гегемонии» в Европе. После второй мировой войны это была бы «советская гегемония». И чем большим был бы советский вклад в общую победу, тем большей была бы эта «опасность».

Картина вторая. Черчилль желал, чтобы Советский Союз истек кровью на войне и к моменту победы настолько ослабел, что не в состоянии был бы играть первостепенную роль в Европе и во всем мире. Эта идея всецело овладела им особенно с того момента, когда после временных неудач в начале войны на востоке Красная Армия превратилась в существенный военный фактор победы союзников. В принципе война должна была в целом вестись на суше. В ответ на открытие фронта на востоке следовало вновь открыть фронт на западе, чтобы помочь русским, которые одни несли всю огромную тяжесть борьбы с вермахтом в ожидании того, что он будет взят в клещи. На настоятельные и взволнованные призывы Сталина, поддерживаемого Рузвельтом, открыть второй фронт на западе Черчилль отвечал систематической обструкцией. Он хотел оставить русских одних сражаться против немцев. В этом случае и те и другие вышли бы из войны истощенными, каким бы ни был ее исход.