Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Впрочем, в этой «философии» не было ничего оригинального. После первой мировой войны начальник имперского генерального штаба фельдмаршал Вильсон следующим образом резюмировал ее в своих воспоминаниях: «Доказательством милости божьей к Англии является тот факт, что в этой войне мы избавились одновременно и от Германии, и от России». Оригинальным в черчиллевской стратегии «второго фронта» был самый механизм этого фронта. «Второй фронт» означал прежде всего эксплуатацию идеи этого фронта. Черчилль, казалось, поймал Сталина в западню. Он полагал, что Англия наконец достигла цели всей своей политики, проводившейся ею со времени появления Советского Союза на международной сцене в качестве великой державы. Все время саботируя политику коллективной безопасности, вдохновлявшуюся Москвой, которая стремилась таким образом оказать противодействие агрессивному экспансионизму гитлеровской Германии, Великобритания неустанно пыталась направить эту экспансию против Советского Союза. Венцом этой политики стало Мюнхенское соглашение. В Мюнхене Гитлер добился от Запада свободы действий. Дорога на Москву была ему отныне открыта.

Положение полностью изменилось в результате советско-германского пакта, заключенного в августе 1939 года. Гитлер покинул своих вчерашних друзей и обратился против Запада. Это был драматический провал всей антисоветской и прогитлеровской политики Англии. Войну Гитлера, которой она желала и которую поощряла, пришлось познать ей самой.

Положение вновь изменилось, когда Гитлер напал на Советский Союз. Вследствие этого Англия становилась союзницей последнего. Но для Черчилля глубокий смысл новой ситуации заключался в том, что Англия оказалась перед фактом действительной войны, в которой противостояли друг другу Германия и Советский Союз, хотя Англия и сражалась на стороне последнего. В своих планах он не мог отделить этот факт от другого.

Если бы война развертывалась в нормальных условиях, Англия все равно продолжала бы ориентироваться на то, чтобы до конца истощить Советский Союз, словно это была отдельная германо-русская война.

Именно эта точка зрения породила стратегию «второго фронта» Черчилля. Между тем эту стратегию и идеи, которыми она вдохновлялась, разделяли также и в Соединенных Штатах. Трумэн, который был тогда просто сенатором, открыто провозгласил в заявлении, опубликованном в «Нью-Йорк Таймс», что русских следует оставить одних сражаться против немцев, пока противники не истощат друг друга. С другой стороны, известно, что Черчилль противился открытию второго фронта на западе; он хотел создать другой фронт, на Балканах, не для того чтобы помочь русским на восточном фронте, но с целью упредить их в случае возможного наступления в этом направлении [11] См.: Chester Wilmot. The Struggle for Europe. London, 1952; Ralph Ingersoll. Top Secret. (См. русский перевод: Ральф Ингерсол. Совершенно секретно. М., 1947.) .

Картина третья. Черчиллевская стратегия «второго фронта», по видимости коварная, безусловно, была успешной, поскольку этот фронт был открыт лишь в начале последнего года войны. Но в действительности она оказалась драматическим бумерангом. Черчилль должен был с ужасом констатировать непредвиденное явление: за два года, в течение которых он срывал открытие второго фронта, мощь Красной Армии возросла и окрепла в борьбе. В такой степени, что, когда англо-американские войска высадились в Нормандии, они сделали это в действительности не для того, чтобы помочь русским, а для того, чтобы самим также присутствовать на Европейском континенте. Ибо война, по существу, подходила к концу. Подавляющая часть работы по уничтожению вермахта была уже выполнена Красной Армией. Немцы повсюду на востоке перешли к обороне и во многих местах отступали. Таким образом русские достигли Эрфурта, в трехстах километрах от Рейна.

Более того, само открытие второго фронта стало возможным исключительно благодаря крайне неблагоприятному для мощи вермахта развитию событий на востоке. Этот факт подтвердил генерал Иодль перед Нюрнбергским трибуналом: никогда англичане и американцы не смогли бы высадиться во Франции, если бы Гитлер не напал на Россию. Это означает, что, если бы не было победы на восточном фронте, западные «освободители» никогда не смогли бы высадиться в Европе.

В декабре 1944 года — за четыре месяца до краха — Гитлер был еще способен поставить в трудное положение англо-американские войска, высадившиеся в Европе. Он развернул наступление в Арденнах. Он, разумеется, не собирался сбросить своих западных противников в море, а хотел использовать эту операцию в политических целях, доказав, что вермахт еще достаточно силен, чтобы продолжать войну на востоке, если она будет прекращена на западе. И именно Черчиллю — ирония судьбы! — пришлось обратиться к Сталину с призывом о помощи, прося его срочно развернуть большое наступление на восточном фронте с целью вынудить Гитлера оголить западный фронт.

С этого времени изменился самый смысл войны. «Сражение за Европу», которое теперь давали англичане и американцы, не было более сражением за освобождение Европы, поскольку война была практически выиграна. Они сражались прежде всего с целью опередить русских в их неудержимом продвижении на запад. Более того, в этом радикальном превращении общий враг изменил свое отношение. Он на свой лад принимал прямое участие в этой борьбе нового рода, облегчая наступление англо-американских войск с того момента, как верховное командование вермахта поняло, что невозможно остановить стремительное продвижение русских к сердцу Германии.

Такой была расплата за стратегию «второго фронта». Черчилль констатировал теперь с тревогой, что, если война закончится в сложившейся обстановке, она будет практически проиграна также и для западных держав. Так как больше всего при этом выиграет Советский Союз. Надо было, следовательно, любой ценой изменить ход событий.

Отныне Черчилль шел навстречу желаниям немцев. Он по-прежнему был поглощен заботой о «втором фронте», но с совершенно новой точки зрения: он хотел закрыть этот фронт. И эта новая стратегия полностью соответствовала стратегии немцев. Она заключалась в том, чтобы прекратить сражения на западе с целью позволить вермахту продолжать их на востоке при молчаливой или открытой поддержке западных держав.

В соответствии с общим замыслом он видел в Германии потенциального союзника в послевоенный период. В настоящий же момент его тревожила мысль о том, что очень скоро, прежде чем западные державы успеют урегулировать свои расхождения с русскими, германская армия перестанет существовать. Так как при новой военной конъюнктуре англо-американские войска оказались бы одни лицом к лицу с русскими, не имея возможности использовать германскую армию. Иначе говоря, надо было непременно, все равно каким способом, коренным образом изменить соотношение сил между западными державами и Россией еще до того, как война закончится советской победой.