Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

11 апреля Черчилль напомнил Рузвельту о своем послании, отправленном 5 апреля, с целью побудить его проявить твердость. «Прежде чем рассматривать для правительства Его Величества хотя бы малейшую возможность ответа» на послание Сталина от 7 апреля, было бы неплохо, если бы президент сообщил ему (Черчиллю), как он относится к тому, чтобы в этом вопросе оба правительства действовали «неизменно в одном и том же направлении».

Но Рузвельт, по-видимому, не был склонен следовать этому. То ли потому, что последнее послание Сталина его действительно обезоружило, то ли потому, что он пересмотрел свое мнение о точности информации, которой его снабдили относительно дела с переговорами, но он ответил 12 апреля на телеграмму Сталина. Поблагодарив за «искреннее пояснение… бернского инцидента», он объявлял этот «инцидент» «отошедшим в прошлое». И добавлял затем:

«Во всяком случае не должно быть взаимного недоверия, и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать в будущем. Я уверен, что, когда наши армии установят контакт в Германии и объединятся в полностью координированном наступлении, нацистские армии распадутся» [32] См.: «Переписка …». Т. II, стр. 211, 212. . В тот же день — 12 апреля — Сталин заявил Гарриману: «Мое горячее желание рассматривать бернское недоразумение как инцидент, не имеющий значения». (В послании, отправленном Черчиллю 15 апреля, через три дня после кончины Рузвельта, он писал: «В Президенте Франклине Рузвельте советский народ видел выдающегося политического деятеля и непреклонного поборника тесного сотрудничества между нашими тремя государствами.

Дружественное отношение Президента Ф. Рузвельта к СССР советский народ будет всегда высоко ценить и помнить.

Что касается меня лично, то я особенно глубоко чувствую тяжесть утраты этого великого человека — нашего общего друга» [33] См.: «Переписка…». Т. I, стр. 326. .)

Тем не менее увещевания Черчилля не остались без последствий. В тот самый день, 12 апреля, когда Рузвельт к ночи внезапно скончался, он телеграфировал британскому премьеру, что, хотя он и остается по-прежнему «сторонником сведения по возможности к минимуму советских проблем в целом», следует «тем не менее сохранять твердость» и что «линия поведения, которой мы придерживались до сих пор, является правильной».

Наступление Александера не помешало генералу Вольфу продолжать свои усилия. Скорее, наоборот. Как говорит Черчилль в своих мемуарах, «на время произошла заминка». Гитлер вызвал генерала Вольфа 18 апреля в Берлин, чтобы воспретить ему всякую мысль о капитуляции. С другой стороны, ответственные руководители вермахта, «удивленные» быстрым развитием событий, не были уверены в том, что войска последуют за ними [34] См.: Walter Görlitz . Op. cit. . Даже сам генерал Вольф предупредил Аллена Даллеса, что потребуется некоторое время, чтобы подготовить войска к капитуляции. Тем не менее обе стороны не прерывали переговоров. Они продолжались, однако, в обстановке подозрительности и замешательства.

В сущности, соглашение о капитуляции уже было достигнуто. Немецкая сторона продолжала дискуссию относительно формы, в которой должна совершиться эта капитуляция. На деле же пытались выиграть время, чтобы охватить этой операцией весь западный фронт и тем временем избежать безоговорочной капитуляции на итальянском фронте. Так как переговоры по этому пункту также велись втихомолку с Даллесом.

Все это было настолько очевидно, что Вашингтон, несомненно под давлением русских, оказался вынужденным положить им конец. 20 апреля Объединенный штаб союзников сообщил фельдмаршалу Александеру, что немецкое командование на итальянском фронте стремится избежать безоговорочной капитуляции. Следовательно, чтобы избежать осложнений с русскими, OSS (то есть Аллен Даллес) должно прервать контакты с немцами и считать дело Вольфа закрытым.

Но глава американской разведки нисколько не намерен был считаться с межсоюзническим верховным командованием в Вашингтоне. Он шел своей дорогой, и диалог с Вольфом продолжался. По-видимому, даже эти дискуссии, как и прежде, касались безоговорочной капитуляции. Так что дело близилось к концу. Уже были назначены немецкие уполномоченные и ожидалась их встреча в Аннеси, на французско-швейцарской границе, с делегатами союзников. Со своей стороны Даллес, добиваясь инструкций от Вашингтона и из Казерты, проявлял все большую настойчивость.

Этот факт, в том виде, как он изложен в книге Аллена Даллеса, очень важен. Он показывает, что глава американской разведки опирался на тех лиц в Вашингтоне, которые, проводя свою особую политику, стремились придать капитуляции немецкого фронта в Италии исключительно германо-англо-американский характер. Если бы капитуляция подписывалась в Казерте, то при этом присутствовал бы и советский представитель, в этом состояла единственная уступка, на которую Трумэн и Черчилль дали согласие Сталину.

Самое любопытное заключается в том, что Вашингтон теперь шел вслед за Даллесом, стремясь побыстрее завершить переговоры. Настаивали лишь на том, чтобы принятие капитуляции имело место в Казерте, куда уже пригласили советского делегата. Поэтому в Аннеси был послан самолет, чтобы доставить немецких уполномоченных.

Любопытно также, что, когда они прибыли в Казерту, им не предложили на подпись акта о капитуляции. Их ознакомили с пространным документом и дали три часа на его обсуждение, что позволило немцам вновь поставить под вопрос безоговорочную капитуляцию. Следует отметить, что на этом заседании советский представитель не присутствовал.

28 апреля все было закончено. Акт о капитуляции был подписан двумя немецкими уполномоченными и английским генералом Морганом, начальником штаба фельдмаршала Александера, от имени экспедиционного корпуса союзников, то есть английской и американской армий. Советский представитель генерал Кисленко присутствовал на церемонии в качестве наблюдателя. Аллен Даллес не упоминает в своей книге ни о каком французском представителе. Капитуляция вступала в силу 2 мая.

Единственное, в чем заключался «самый глубокий кризис, который потряс великий союз» [35] Leahy. Op. cit. , было советское участие в принятии капитуляции немецкого фронта в Италии.

Для Черчилля прекращение военных действий на итальянском фронте не было просто местным успехом. На его взгляд, этот успех позволял надеяться на распространение операции, удачно проведенной в Италии, на весь западный фронт — то была главная цель, достижение которой привело бы к сепаратному миру с Германией.