Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

К этому времени Эйзенхауэру было известно, что 8 мая состоится еще одно подписание капитуляции в Берлине, где русские будут играть главную роль. Так что и по этой причине было бы естественно, если бы официальное объявление о капитуляции было сделано после церемонии в Берлине, которая станет завершающим актом. В то же время, если бы объявление о капитуляции предшествовало церемонии в Берлине, последняя теряла всякий смысл и действительной капитуляцией Германии стала бы та, которая должна была произойти перед англо-американцами в Реймсе 7 мая.

Между тем лица, игравшие первые роли в устроенной в Реймсе махинации, хотели обязательно опередить русских.

Еще до того, как Сталин потребовал отсрочки официального объявления о немецкой капитуляции, Черчилль также поднял этот вопрос, но в противоположном смысле. Он хотел ускорить это объявление на двенадцать часов, вызвав тем самым ссору, которая только внешне была бы парадоксальной.

Черчилль, который хотел склонить к своей точке зрения Белый дом, полагал, как утверждает Леги, что общая капитуляция вермахта перед англо-американцами «поднимет престиж Соединенных Штатов и Англии». Но мы видели, что были и другие основания для этого «преждевременного объявления» о капитуляции. И что Черчилль был не единственным лицом, заинтересованным в этом деле.

Эйзенхауэр принял меры, чтобы предупредить распространение сообщения о немецкой капитуляции до официального заявления «тройки». Это было очень важно с точки зрения точного соблюдения намеченного распорядка при этом великом событии. Официальное объявление должно было быть согласовано со вступлением в силу капитуляции. Полагали, что тем самым капитуляция будет действительной перед всеми союзниками.

Развитие событий доказывало правоту Сталина, когда он требовал отсрочки объявления капитуляции, в то время как ее «преждевременное объявление» было с любой точки зрения неоправданным.

8 мая, как это известно из документов верховного командования вермахта, командованию немецких соединений на восточном фронте было «официально» разрешено «вести переговоры» о своей капитуляции с русскими. Это само по себе было довольно парадоксально, ибо не могло быть и речи ни о какой иной капитуляции, кроме той, которая должна была совершиться в предписанные сроки. Пока бы шли переговоры, эти войска должны были «как можно дольше продолжать борьбу против советских войск», с тем чтобы сделать возможным переброску других немецких соединений этого фронта на запад; да и они сами должны были попытаться с боями проложить себе путь в том же направлении. Именно благодаря этой «тактике проволочек» — которую, впрочем, приписывали Дёницу, — двум с половиной — трем миллионам немцев удалось «ускользнуть от русских».

Так, например, даже когда немцы собирались в ночь с 8 на 9 мая подписать в Берлине окончательную капитуляцию перед русскими, на восточном фронте продолжались бои. Главнокомандующий немецкими вооруженными силами на этом фронте фельдмаршал Шернер не признавал соглашения о капитуляции, подписанного в Берлине! В приказе по войскам он объявлял:

«Согласно сообщению, переданному по вражескому радио, правительство рейха, так сказать, безоговорочно капитулировало перед Советским Союзом. Это ни в коей мере не соответствует фактам. Ясно, что мы имеем здесь дело с вражеской пропагандой, стремящейся подорвать сопротивление наших войск. Правительство рейха прекратило борьбу только против западных держав».

Ожесточенные бои развертывались в то самое время, когда в Берлине происходила церемония капитуляции. И понадобились большие военные усилия русских, чтобы положить этому конец. 8 мая войска Украинского фронта прорвали немецкие линии, бои продолжались еще 10 и 11 мая. Только 12 мая фельдмаршал Шернер сел в самолет, чтобы бежать на Запад.

Причиной изменения предусмотренного порядка официального объявления капитуляции были немцы, больше всех заинтересованные в том, чтобы изобразить ситуацию в искаженном виде. Сообщение о капитуляции было раньше всего передано по Гамбургскому радио, всего лишь через несколько часов после церемонии в Реймсе. Утром в тот же день, 7 мая, премьер-министр «правительства» Дёница граф Шверин фон Крозик в свою очередь объявил народу Германии по Фленсбургскому радио о «капитуляции всех войск», не уточняя, капитулировали ли эти войска также и перед русскими.

Несколькими часами позже, 7 мая, Ассошиэйтед Пресс, передавая сообщение о капитуляции, сопроводило его описанием церемонии в Реймсе и изложением содержания подписанного документа.

Несомненно, что касается американской прессы, то шестнадцати американским журналистам, которым Эйзенхауэр разрешил присутствовать на церемонии, трудно было сохранить подобный секрет. Но такого рода «нескромность» хорошо известна — всегда существует заинтересованное лицо, допускающее ее в нужный момент. В данном случае речь шла о чем-то более важном, чем «халатность цензуры», по выражению адмирала Леги. То, что произошло, было серьезно, и смысл этой «нескромности» легко было разгадать. В Вашингтоне ждали реакции Москвы.

То, что могло показаться мелкими темными кознями, прояснилось, как только Черчилль принял в этом личное участие. Рано утром 7 мая он направил Трумэну послание, напрямик предлагая перенести на двенадцать часов вперед срок обнародования их обращений. Он имел в виду ни больше ни меньше как односторонний жест глав обоих правительств. Это было настолько неслыханно и до такой степени неприемлемо, что президент резко воспротивился этому. Он тотчас же ответил Черчиллю без обиняков, что ввиду взятых на себя прежде обязательств «он не может действовать без согласия Сталина».

Но Черчилль перешел в атаку. Как только он получил послание президента, он в 11 часов 30 минут позвонил в Вашингтон. К аппарату подошел первый советник президента адмирал Леги, с которым Черчилль имел длительную беседу; Леги говорил от имени президента.

Леги хотел тотчас же закончить разговор, повторив текст только что отправленного послания президента, в котором тот ссылался на соглашение со Сталиным. Но этот аргумент не имел значения для Черчилля. Чтобы оправдать свою поспешность, он сослался на то, что сообщение о капитуляции было сделано премьер-министром немецкого правительства. «Зачем это нужно, — говорил он адмиралу Леги, — чтобы я и президент делали вид, будто только мы двое ничего не знаем о происходящем?»

И Черчилль продолжал настаивать на том, чтобы официальный срок объявления капитуляции Германии был установлен 7 мая в 18 часов, то есть на двенадцать часов раньше срока, согласованного между тремя правительствами. Поскольку весть уже распространилась, рассуждал Черчилль, следует действовать, не заботясь о «дяде Джо» — Сталине.