Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Дэвис действительно объяснил, что «все соглашения, подписанные президентом Рузвельтом, будут соблюдаться и выполняться со всей скрупулезностью» новым президентом и что «если когда-либо возникнут расхождения в толковании смысла этих соглашений», то «его самым горячим желанием будет устранение разногласий».

Эти категорические слова эмиссара президента Соединенных Штатов главе британского правительства, по-видимому, были следствием беспокойства, которое внушала политика Лондона Трумэну, чувствовавшему, что миру угрожает опасность, когда война едва успела окончиться.

Дэвис (как явствует из его доклада Трумэну) сказал также Черчиллю: «Президент убежден, что сейчас, после победы, главной целью действительно должно быть сохранение мира. Он полагает, что долг трех наций, выигравших войну, не упустить ничего из того, что может быть сделано, без ущерба для их чести, для устранения возникших между ними трудностей, дабы сохранить единство, которое сделает возможным установление длительного и прочного мира».

Далее в докладе говорилось:

«У президента имеются определенные основания полагать, что положение является тем более серьезным, что Советский Союз подозревает Великобританию и Соединенные Штаты, так же как и Объединенные нации, в том, что они сговариваются между собой, подобно жуликам на ярмарке. В действительности для таких подозрений нет оснований и их следует рассеять, для чего необходимо восстановить веру в добрую волю и честность каждой из сторон, — веру, которая может возродиться только в ходе встреч и откровенных дискуссий, которые позволяют узнать и оценить друг друга». Поэтому президент «желал иметь возможность встретиться с маршалом Сталиным» и был также «убежден, что премьер-министр [расценит] эту позицию как вполне разумную и будет [способствовать] такому соглашению».

Эмиссар президента Трумэна старался образумить опасного человека. Ибо манера, в которой президент изобразил внушавшее тревогу положение и обращал на это внимание британского премьер-министра, свидетельствовала со всей очевидностью, что он считал Черчилля прямо ответственным за сложившуюся ситуацию. В тексте, зачитанном Дэвисом от имени президента Трумэна, не было ни малейшего намека на «советскую угрозу», которая могла бы служить оправданием для позиции, занятой Черчиллем, — «угрозу», против которой Соединенные Штаты и Англия должны были бы выступить единым фронтом. В это же самое время другой эмиссар президента, Гопкинс, проводил беседы со Сталиным, протекавшие в дружественной атмосфере и направленные на урегулирование спорных вопросов, касавшихся Соединенных Штатов и Советского Союза. «Ухудшение ситуации» было прежде всего следствием политики Черчилля, и призыв президента «сохранить мир» был обращен исключительно к нему. Это Черчилль подвергал мир опасности.

Тем временем Трумэн, пока он ожидал доклада Дэвиса, получил 27 мая пространную ноту британского премьер-министра, являвшуюся ответом на беседы с эмиссаром президента. Эта нота, как и многие другие документы, написанные лично самим Черчиллем, не фигурирует в его мемуарах. Но большие выдержки из ноты приводятся в мемуарах Трумэна, который называет ее «поразительной», и не без основания!

Нота была написана человеком, самолюбию и достоинству которого, как премьер-министра правительства Его Величества, было нанесено глубокое оскорбление, но вместе с тем и человеком, полным решимости приложить крайние усилия, чтобы склонить на свою сторону президента Соединенных Штатов.

Главное, что он усвоил из слов Дэвиса, это намерение Трумэна встретиться один на один со Сталиным, прежде чем они соберутся втроем на конференцию. Это была последняя капля! Черчилль ведь сам просил о встрече с президентом до конференции, а президент, отклонив это свидание, в то же время высказал желание встретиться со Сталиным! Нет, это было уж слишком, и Черчилль отказывался ехать на свою конференцию!

«Черчилль, — как говорит Трумэн, — не мог допустить своего присутствия на встрече, которая была бы всего лишь продолжением конференции между [президентом] и Сталиным». «Трое» должны были «встретиться одновременно и на равной ноге». Таково было требование Черчилля, из чего следует, что в своей ноте Трумэну он поднял вопрос о намерении президента встретиться со Сталиным прежде, чем отправиться на конференцию. «Премьер-министр, — говорилось в ноте, — узнал с некоторым удивлением о предложении, переданном г-ном Дэвисом и предусматривающем встречу президента Трумэна и маршала Сталина в каком-либо условленном месте. Но представитель правительства Его Величества не может прибыть ни на какую встречу, в которой он не принимал бы участия с самого начала, что было бы, безусловно, достойно сожаления».

Далее в ноге Черчилля говорилось: «Премьер-министр не видит никакой необходимости поднимать вопрос, столь оскорбительный для Великобритании, для Империи и Британского Содружества наций». Но Черчилль тем не менее поднимал этот вопрос.

Вот что шокировало и возмущало Черчилля:

что президент Соединенных Штатов не делал никакой разницы между Англией и Советским Союзом;

что Соединенные Штаты готовы прийти к взаимопониманию с Советским Союзом, не считаясь с Англией;

что президент Трумэн склонен и даже решил встретиться со Сталиным до конференции «трех»;

что президент Соединенных Штатов фактически дезавуировал и осудил политику главы британского правительства, считая ее в большей или меньшей степени причиной возникновения напряженности между западными державами и Россией и опасной для дела мира;

что Америка отвергла черчиллевскую идею единого англо-американского фронта против Советского Союза, с тем чтобы проводить вышеупомянутую политику.

Трумэн, без сомнения, пытается в своих мемуарах утаить (в связи с нотой Черчилля) факты, свидетельствующие о замешательстве и противоречиях в отношениях между Соединенными Штатами и Англией в этот период. Он категорически утверждает: «Я никогда не собирался встретиться со Сталиным один на один, то есть на сепаратной конференции. То, чего я действительно желал, — это сесть за один стол со Сталиным и Черчиллем».

Но Черчилль со своей стороны утверждает в своих мемуарах, что во время первой беседы с Дэвисом он запомнил следующий «решающий момент»: «Президент Трумэн предполагает встретиться со Сталиным один на один где-либо в Европе».

Черчилль добавляет с горечью:

«Я, конечно, был удивлен этим. Мне не понравилось выражение «сговариваемся, как жулики на ярмарке», которое президент употребил в одном из предыдущих посланий по поводу встречи между ним и мною. Великобританию и Соединенные Штаты объединяют принципы и согласие относительно политики, которой надлежит следовать во многих областях, и у обеих стран существуют глубокие разногласия с Советами по многим важнейшим спорным вопросам».