Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

установление тесных связей между военными руководителями обеих стран;

совместное использование всех морских и воздушных баз, принадлежащих каждой из стран;

унификация типов вооружения и обучения в их армиях;

обмен офицерами, курсантами и т. д.

Зато Черчилль горячо восставал против идеи поделиться атомным секретом с русскими или доверить его Объединенным Нациям. Это было бы, с его точки зрения, безумием.

Само собой разумеется, что Черчилль притязал на то, что его предложения имели целью прежде всего «предотвращение войны» и не были направлены против кого-либо конкретно. Он выразил свое «восхищение» и «уважение» «доблестному русскому народу», а также своему «товарищу военных лет маршалу Сталину». Кроме того, он заявил о своем согласии с Бевином, новым лейбористским главой министерства иностранных дел, который незадолго до этого предложил продлить на пятьдесят лет англо-советский договор 1942 года. Наконец, в связи с этим он еще раз признал необходимость для Советского Союза обезопасить себя от новой германской агрессии, а также его волю к миру.

Но все это было не более как алиби, к которому вынудили обстоятельства. Черчилль прибыл в Америку не затем, чтобы засвидетельствовать дружественное отношение и хорошее поведение русских, а чтобы проповедовать антикоммунистический «крестовый поход» и рекламировать с этой целью идею англо-американского военного союза, ясно указав «врага», против которого он будет направлен. «Несколько фактов», касающихся положения в Европе, к которым Черчилль привлек внимание своих американских слушателей, — фактов, которым, как он сказал, следует взглянуть в лицо, «пока еще есть время», были следующие:

распространение господства русских на половину Европы, от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике;

«тирания», осуществляемая в странах, находящихся в этой зоне, за «железным занавесом»;

советский «экспансионизм», не ведающий пределов.

Все эти факты показывали, что «освобождение» Европы, за которое сражались союзники, еще не достигнуто. Вот почему Черчилль предостерегал американцев против политики «умиротворения», то есть против сближения и роста взаимопонимания между Соединенными Штатами и Советским Союзом в рамках соглашений, заключенных между «великими союзниками» во время войны, которые еще продолжали их связывать, а также в рамках Объединенных Наций. «Ничто не внушает им [русским] меньшего уважения, чем слабость в военном отношении», — заключил Черчилль.

Черчилль повторял и вновь воскрешал идеи своей политики и аргументы в ее защиту, которые он приводил и развивал в многочисленных посланиях президенту Трумэну, с тех пор как тот обосновался в Белом доме, а также во время подготовки к Потсдамской конференции, в его обращении к английскому народу 13 мая 1945 года по случаю победы и в его предвыборных выступлениях. По существу, это была все та же политика силы, которую он пытался теперь сделать популярной в

Соединенных Штатах, стараясь дать понять американцам, что «война еще не окончена»: остается освободить Европу от большевизма.

Черчилль, правда, не забывает подчеркнуть «личный» характер своей речи в Фултоне, поскольку лондонское правительство не возлагало на него никакой официальной миссии. Правда также и то, что лейбористы в целом не одобряли этой речи. Лидера консерваторов обвиняли главным образом в том, что он хочет превратить Англию в «сорок девятый» штат Америки («Нью-Стейтсмен энд нейшн»). Это было, конечно, невероятное зрелище: человек, который, как никто другой, символизировал все, что было гордого и величественного в старом Альбионе, побуждаемый своим антикоммунизмом, становится под звездно-полосатый флаг Америки, стремясь натравить Соединенные Штаты на Советы.

На деле Черчилль говорил также и от имени лейбористского правительства, которое эффективно обеспечивало «преемственность» традиционной внешней политики Англии. Поэтому речь в Фултоне имела такое важное значение.

В Лондоне рассказывали, что текст этой речи был подготовлен в сотрудничестве с лейбористским правительством. Разумеется, правительственный орган «Дейли геральд» утверждал, что правительству об этом ничего не было известно. Но не было опубликовано никакого опровержения, никакой критики идей, изложенных лидером оппозиции консерваторов. Лишь спустя целую неделю, 12 марта, «Дейли геральд», снова отреагировала на это событие, отвечая на упреки «Правды» в адрес лейбористского правительства в связи с речью Черчилля, которую орган Коммунистической партии СССР, разумеется, также атаковал.

Тем не менее орган лейбористов все еще воздерживался от того, чтобы высказаться по существу дела. Не было опубликовано никакого официального заявления по этому вопросу и тем более не было выражено никакого осуждения идей бывшего премьер-министра, высказанных с такой откровенностью американцам. В Лондоне, совершенно очевидно, не пытались ослабить впечатление, которое фултонская речь произвела в Соединенных Штатах. Эттли выступил по этому поводу в палате общин лишь после того, как его вызвали на это несколько лейбористских депутатов. Но он выступил лишь для того, чтобы в свою очередь подтвердить, что Черчилль говорил от своего собственного имени и что правительству не было известно об этой речи.

Только дело обстояло отнюдь не так просто. По словам премьер-министра, посол Великобритании в Вашингтоне не мог заранее одобрить или не одобрить речь главы оппозиции. На вопрос депутата-лейбориста Драйбера о том, не означает ли это, что посол был знаком с текстом речи еще до ее произнесения, Эттли ответил уклончиво: «Мне не известно, читал он речь или нет. Текст речи был ему передан. Но у него не просили одобрения или неодобрения или высказать свое мнение по этому вопросу».

Таким образом, можно считать установленным, что Черчилль до того, как он произнес свою «личную» речь, представил ее текст британскому послу, и тот должен был, хотя бы любопытства ради, ознакомиться с ней. Бывший премьер-министр (то есть первый министр) не был первым встречным. Все это было настолько очевидным, что, когда Драйбер заметил, что глава оппозиции был чем-то большим, чем просто британским гражданином, Эттли смолчал.

Истинный смысл речи в Фултоне раскрыло Би-Би-Си в своей передаче на французском языке 6 марта 1946 года. До войны Черчилль разоблачал нацистскую угрозу, теперь же он разоблачал новую, «русскую опасность». Этим все сказано. В редакционной статье «Таймс» (от 6 марта 1946 года) говорилось о «миссии» Черчилля. Только бывший британский премьер-министр мог выполнить ее в Соединенных Штатах благодаря той важной роли, какую он играл во время войны; никто другой «не возбуждал так воображение американцев, как Черчилль». Поэтому, по словам той же «Таймс», речь в Фултоне была «американским событием». Поэтому также большая газета Сити ожидала реакции Вашингтона на речь в Фултоне и говорила в этой связи о «плане Черчилля».