Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Тот же государственный секретарь, выступив 28 февраля 1946 года с речью в клубе иностранных журналистов в Нью-Йорке, изложил принципы внешней политики Соединенных Штатов и их позицию по отношению к Объединенным Нациям и Советам. И то, что он сказал, было в корне противоположно идеям, которые спустя несколько дней развивал в Фултоне Черчилль. Государственный секретарь утверждал, что идеологические разногласия не являются достаточным основанием к тому, чтобы народы ссорились между собой. (Такой всегда была точка зрения русских.) Он напомнил, что Соединенные Штаты «от всего сердца и с великой радостью» приняли Советский Союз «в качестве великой державы» в семью Объединенных Наций.

«Только цепь трагических и непростительных ошибок, — добавил он, — могла бы спровоцировать серьезный конфликт между Соединенными Штатами и Россией».

Бирнс также сказал: «Чтобы избежать ссор, мы не должны допускать, чтобы некоторые ситуации превращались в тупики, из которых невозможно найти выход».

В основе этой политики, такой как ее охарактеризовал государственный секретарь, — политики взаимопонимания и примирения с Москвой, — действительно лежало убеждение в том, что ничто не разделяло Соединенные Штаты и Советы. То, что в Ялте представлялось как разделение мира на две части, было фактическим признанием послевоенного статус-кво, единственной гарантией мира. Поскольку «великие союзники», выигравшие войну против общего врага, были разделены глубокими идеологическими разногласиями, они не имели иной возможности сохранить единство. Мир мог покоиться только на этой основе. Всякая иная политика «пересмотра» таила в себе зародыш новой войны…

Было бы, однако, неверно думать, что Черчилль в такой неблагоприятной для него обстановке сложил оружие. Отнюдь нет. Дружба, взаимопонимание и сотрудничество между Соединенными Штатами и Советским Союзом, которые признавались насущной необходимостью в интересах Америки и сохранения мира, отнюдь не представляли собой определенной политики Белого дома и государственного департамента.

Когда говорят об американской политике, ни в коем случае нельзя упускать из виду, что это всего лишь общее место, что существует две Америки: официальная, та, за делами которой можно наблюдать, и другая, та, которая очень часто направляет и определяет поведение первой, но совершенно не доступна контролю. Это Америка трестов, крупных предприятий и банков, короче — это «власть денег», которая прекрасно ладит с военными. Именно этой Америке почти всегда принадлежало решающее слово в качестве глашатая Пентагона и секретных служб ЦРУ, поскольку речь идет всегда в конечном счете о «защите» и «безопасности» Соединенных Штатов. (В Америке существует целая политическая литература на этот счет.)

Иначе невозможно объяснить невероятные противоречия американской политики и хроническую беспорядочность, с какой она развивается. Власть не всегда находится в руках официально ответственных лиц. Последним неизменно приходится иметь дело с государством в государстве. Именно под этим углом зрения следует рассматривать превратности американской политики.

В отличие от непоследовательности и зигзагов официальной политики реакционные силы придерживались прямой линии еще в довоенный период, в ходе войны и после второй мировой войны. Они столь же упорно боролись против политики президента Рузвельта, как и против ее сторонников, еще остававшихся в административном аппарате Трумэна. И в большинстве случаев им удавалось поставить на своем. Обстоятельства, при которых Рузвельту удалось вовлечь Соединенные Штаты в войну против нацистской Германии, являются лучшей иллюстрацией к этому.

Лидер республиканцев сенатор Ванденберг, кандидат в президенты на выборах 1940 года, был выразителем оппозиции, не желавшей вступления Соединенных Штатов в войну; он выступал против Рузвельта, которого подозревали в стремлении втянуть страну в войну. В речи, произнесенной 16 сентября 1939 года, Ванденберг открыто нападал на президента, поскольку тот хотел изменить закон о нейтралитете Соединенных Штатов, разумеется, для того, чтобы сделать возможным вступление в войну. Спустя неделю возник так называемый «Национальный комитет», именуемый «Америка прежде всего», в состав которого вошли 24 сенатора, а также ряд весьма влиятельных лиц, таких, как Герберт Гувер, бывший президент Соединенных Штатов, Генри Форд, Линдберг, губернатор Лафолетт и другие.

Эта оппозиция вступлению Соединенных Штатов в войну против Германии выступала под флагом «свободы торговли». Но она была столь энергичной и столь популярной, что Рузвельт вынужден был с ней считаться.

25 октября 1939 года он заявил: «Соединенные Штаты остаются нейтральными и ни в коем случае не намерены дать вовлечь себя в войну», добавив, однако, что американский народ не является нейтральным.

Кампания «нейтралистов» [ «изоляционистов»] против эмбарго на экспорт оружия велась по всей стране, поскольку это оружие предназначалось для Англии. Мысль о вмешательстве Соединенных Штатов в войну приводила их в ужас. Депутат, член демократической партии Бартон заявил, что война против нацистской Германии была бы самой безрассудной и преступной из всех войн.

В октябре 1939 года бывший британский военный министр Дафф Купер прибыл в Соединенные Штаты с целью вести там пропаганду в пользу Англии. 1 ноября «Нью-Йорк геральд трибюн» задала ему следующий вопрос: почему он не отправляется сражаться в окопах? «Нью-Йорк америкэн», орган сенатора-изоляциониста Джонсона, 9 ноября 1939 года выступила с разоблачением миссии помощника государственного секретаря Самнера Уэллеса в Европу, имеющей своей целью подготовку вступления Соединенных Штатов в войну.

Следует заметить, что в это время гитлеровская Германия сражалась не против Советов, она сражалась против западных держав. «Нейтралисты» усилили свою активность после немецкой победы во Франции. Тогда считали, что война для Англии проиграна («Нью-Йорк дейли миррор»), что президенту Рузвельту следует сделать торжественное заявление, что Соединенные Штаты не вступят в войну («Уорлд телеграм»). На заседании комиссии сената по военно-морским делам 16 апреля 1940 года о поражении Англии говорилось как о решенном деле; сенатор-демократ Дауни ссылался на то, что посол Соединенных Штатов в Лондоне Кеннеди, а также посол Соединенных Штатов в Париже Буллит высказывали в комиссии сената по военным делам уверенность в неминуемом и быстром поражении Англии и Франции и что они предупреждали президента Рузвельта о вероятной победе Германии.

Примечательно, что противники вступления Соединенных Штатов в войну были как в рядах республиканской, так и демократической партий. Известно, что реакционные элементы обеих этих партий смыкаются между собой. Сенатор-демократ Уилер, соперник Рузвельта при выдвижении кандидата в президенты от демократической партии, добился на съезде в Чикаго, 18 июля 1940 года, включения в программу партии следующей официальной декларации о «нейтрализме»: «Соединенные Штаты не будут вмешиваться ни в какие конфликты между иностранными государствами и не направят вооруженных сил сражаться в другие страны, за исключением того случая, когда они сами станут объектом агрессии». Между тем самые большие надежды Англия возлагала именно на вмешательство Соединенных Штатов. В то же время американский нейтрализм поощрял Гитлера в его планах нападения на Советский Союз. (Тогда никто не мог подозревать, что это приведет к гибели Гитлера.)