Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Однако уже в силу самого факта, что Черчилль зашел так далеко, реакция Вашингтона могла быть только сдержанной, хотя те люди в Соединенных Штатах, которые думали так же, как и Черчилль, и наградили его аплодисментами. «Таймс» не могла скрыть своего скептицизма именно в связи с «планом Черчилля», отражавшим хорошо известную Вашингтону политику, которой он никогда не следовал.

Речь в Фултоне была, таким образом, «политической акцией первостепенной важности». Некоторые заходили так далеко, что утверждали, будто эта речь войдет в историю («Ньюс кроникл», 6 марта 1946 года).

Столь важная «миссия», как та, которую Черчилль выполнял в Фултоне, не могла закончиться на этом. 10 марта «пилигрим войны» находился в Вашингтоне, где выступил перед высшими офицерами армии, флота и авиации, в числе присутствовавших был и генерал Эйзенхауэр. В этой речи он воздавал хвалу деятельности англо-американского верховного командования во время войны и настаивал на необходимости сотрудничества генеральных штабов обеих стран, с тем чтобы они могли вновь действовать совместно в будущем.

15 марта 1946 года Черчилль выступал в Нью-Йорке на торжественном банкете в отеле «Уолдорф-Астория» в присутствии губернатора штата Нью-Йорк. В своей новой речи он подтвердил то, что говорил в Фултоне. Он не хотел бы, сказал он, изменить в своей речи ни единого слова. Черчилль действительно вновь повторил основные моменты и опять настоятельно утверждал, что от отношений между Соединенными Штатами и Англией зависят жизнь и свобода всего мира.

Впрочем, как сообщало агентство Рейтер, наибольшее одобрение присутствующих вызывали именно те места в речи Черчилля, в которых он говорил об англо-американском сотрудничестве.

Одно было ясно — речь в Фултоне не была случайным и изолированным явлением, просто следствием приступа «советофобии». Она вполне укладывалась в рамки традиционной политики Англии, которую продолжало лейбористское правительство. Более того, в лице Бевина, нового главы министерства иностранных дел, Черчилль обрел достойного продолжателя своей политики.

Все происходило в Лондоне так, словно бывший премьер-министр все еще был у власти. Речь в Фултоне фактически знаменовала развитие этой ситуации.

Эта речь, как мы видели, была принята в Вашингтоне, скорее, сдержанно, хотя президент Трумэн и оказал ей честь своим присутствием в Вестминстерском колледже, где выступал Черчилль, и, по его собственному выражению, «поручился за эту речь» [122] Следует заметить, что в своих мемуарах Трумэн говорит по поводу речи в Фултоне, что в ней «Черчилль впервые намекал на «железный занавес»». Президент, без сомнения, не придал должного значения знаменитому посланию Черчилля о «железном занавесе» от 13 мая 1945 года, поскольку он совершенно забыл об этом. . Тем не менее идеи, изложенные в ней, должны были вдохновлять политику лейбористского правительства, которое в свою очередь должно было добиваться новой ориентации внешней политики Соединенных Штатов. То, чего Черчилль тщетно пытался достигнуть — побудить Америку следовать его политике, — добилось лейбористское правительство, маневрируя более искусно, чем он.

Тогда американцы еще не интересовались ни восточным Средиземноморьем, ни Средним Востоком, ни тем более Грецией. Они еще не открыли ни нефти арабских стран, ни «стратегического» значения Греции. Они предоставили англичанам одним ссориться с русскими в Иране и в то же время резко критиковали интервенцию Англии в Греции после Освобождения, несмотря на гражданскую войну там в декабре 1944 года, в которой как-никак коммунисты боролись против монархистов, и несмотря на усилия лондонского правительства побудить Вашингтон вмешаться. Так же обстояло дело, когда гражданская война возобновилась в августе 1946 гoда.

Осенью 1946 года, во время сессии Генеральной Ассамблеи ООН, Бевин в беседе со своим американским коллегой Бирнсом говорил об осложнении положения в Греции и намекал на намерение британского правительства вывести свои войска из этой страны. Это была первая слабая попытка шантажа с целью вынудить американцев действовать. Бирнс, как известно из его мемуаров, никак не реагировал на это и приписал разговоры главы министерства иностранных дел его «нервозности».

Чтобы заставить Соединенные Штаты отказаться от «нейтралитета», когда речь шла об отношениях между Англией и Советским Союзом, было решено прибегнуть к безошибочному средству: создать «вакуум» в Греции, представив возможность ухода британских войск как конкретную и непосредственную опасность. В этом случае американцы не смогли бы больше оставаться безучастными.

27 февраля 1947 года было получено известие, которое произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Из Лондона пришло сообщение: британское правительство приняло решение «покинуть» Грецию. Англия объявила себя неспособной продолжать политику поддержки Греции и требовала от американского правительства, чтобы Америка сменила Англию. Это сообщение казалось еще более драматичным ввиду того, что оно носило форму ультиматума. Всякая помощь греческому правительству в Афинах должна была прекратиться 31 марта 1947 года. С этого для признанная «защитница» Греции — Великобритания — должна будет предоставить эту страну ее печальной участи…

Чтобы поддержать этот демарш, английский посол в Афинах спровоцировал греческое правительство обратиться в Вашингтон с просьбой о срочной помощи, в то время как в Лондоне делали вид, что не ведают об этом «отчаянном» демарше. Между тем положение в Греции отнюдь не было катастрофическим. Правительство готовило «большое наступление», чтобы покончить с повстанцами.

Англичане спекулировали на впечатлении, которое внезапный ультиматум британского правительства произвел в Вашингтоне. Они уже подсчитывали выгоды, которые можно извлечь из его смятения и поспешных решений по греческому вопросу. Но из этого ничего не вышло. В Белом доме и государственном департаменте были полностью осведомлены о положении в Греции.

Помимо тех разговоров относительно Греции, которые Бевин вел с Бирнсом осенью 1946 года, из мемуаров Трумэна известно, что начиная с этого времени британское правительство дало знать американскому правительству, что Англия очень хотела бы, чтобы Соединенные Штаты оказали помощь правительству в Афинах, особенно в экономической и финансовой областях. Очевидно, так оно и было, поскольку президент направил в Афины экономическую миссию под руководством Пола Портера, бывшего председателя комиссии по ценам в Соединенных Штатах во время войны; на последнего была возложена задача установить условия, на которых Греции могла быть оказана финансовая помощь. Страна получала в то время только продовольственную помощь в рамках программы ЮНРРА [123] Администрация Объединенных Наций по вопросам помощи и восстановления, существовавшая в 1943–1947 гг. — Прим. ред. для освобожденных стран Европы.