Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

С того момента, как Польша ускользнула из-под его влияния и в Варшаве обосновалось «красное правительство», она больше не интересовала Черчилля. Отныне его интерес был обращен на Германию как на «завтрашнего» союзника. Он негодовал при мысли о том, что Польша выйдет из войны выросшей территориально и дружественной Советам. «Было много других дел, — как пишет Черчилль, — по которым надо было дать отпор советскому правительству, а также и полякам, которые поглотили огромные куски немецкой территории…»

Черчилль был единственным, кто столь ревностно защищал этот тезис, единственным, кто доводил его до конца, до самых крайних его последствий. Это было лишь предлогом, чтобы «схватиться с советским правительством». Когда он хотел созвать свою конференцию для «объяснения» со Сталиным, «ужасного вопроса о польской границе» не существовало. Сталин его еще не поднял.

Поэтому и не могло быть также «преемственности» британской политики. Политика, которую начал проводить Черчилль с приближением германской капитуляции и которую он продолжал в Потсдаме, была только его личной политикой. В случае его ухода с политической сцены она должна была прекратиться. Так оно и случилось.

«Результаты всеобщих выборов, — жалуется Черчилль в своих мемуарах, — рассекли переговоры на две части, прервали их раньше времени». Министры нового правительства, которые отправились в Потсдам, не могли «серьезно подготовиться» к этому.

Но дело было не в «неподготовленности» или в «неспособности». Преемники Черчилля не могли следовать его политике. Черчилль это открыто признал. Деятели нового правительства, говорит он, «не были осведомлены о моих идеях и моих планах».

Зато, если бы Черчилль вернулся в Потсдам, он бы реализовал свои «планы», «особенно план «объяснения» (кавычки принадлежат Черчиллю) в конце конференции, и в случае необходимости пошел бы скорее на открытый разрыв, чем разрешил уступить Польше какую-либо территорию западнее Одера и восточной Нейсе».

Английский народ вовремя остановил его на этом опасном пути. Британские избиратели своим спасительным вмешательством отстранили от власти самого авторитетного человека своей страны, имевшего наибольшие заслуги перед родиной, лишив его возможности проводить политику, которая привела бы к войне.

Вот так и не состоялась эта война, которая могла вспыхнуть тогда, когда другая едва только кончилась.

Черчилль, хотя и отстраненный от власти, продолжал всей силой своего авторитета оказывать влияние на политику западных стран. Самым характерным для периода, наступившего непосредственно после войны, было то, что все политические идеи на Западе носили клеймо: «Сделано в Англии», а идейным вдохновителем являлся Уинстон С. Черчилль. Он был только лидером оппозиции, но обаяние его личности и его престиж были так велики, что он и издали господствовал над своими современниками и не только в английском политическом мире, но и в других странах Запада.

Между тем главным для него было полностью склонить к своей политике Соединенные Штаты. В Вашингтоне еще не нашли нового пути, которым следовало идти. Одно было несомненно — Америка Трумэна не будет Америкой Рузвельта. Тем не менее, ничего еще не было решено, еще царило смятение и шли поиски, еще колебались между новыми идеями и идеями старыми. Эра Рузвельта еще не была окончательно мертва, и в числе тех, кто старался положить ей конец, были не только американские реакционеры, но и Черчилль, который очень на них рассчитывал. На протяжении всей войны он, как известно, находился в постоянном конфликте с Рузвельтом по вопросу о том, какой политики и стратегии следовало придерживаться в отношении советского союзника.

С другой стороны, британская политика при лейбористском правительстве следовала путями, весьма близкими к политике правительства консерваторов. Если лейбористы и победили на выборах, разоблачая «политику войны» Черчилля, то они в свою очередь проявляли не меньшую заботу о том, чтобы на свой лад обеспечить преемственность имперской политики.

Между тем этот аспект британской политики был не слишком популярен в Соединенных Штатах. Вот почему задача Черчилля была не из легких.

Известная англофобия проявлялась во всех американских кругах; «антианглийский комплекс», имевший глубокие корни в истории Соединенных Штатов, был еще очень силен. Этот «антибританизм» стал особенно ощущаться к концу 1944 года в связи с целями, которые Англия преследовала в войне. Девиз, который был у всех на устах, гласил, что американцы сражались не ради сохранения Британской империи. Это было настолько серьезно, что лондонский «Экономист», считавшийся проамериканским, объявил войну той «нестерпимой и несправедливой» манере, с которой американцы обращаются с Англией. Эта статья, как говорили в Вашингтоне, была инспирирована британским министром пропаганды Бреннантом Брайтоном, личным другом Черчилля. А официоз «Вашингтон пост» объясняла «взрыв» «Экономиста» тем обстоятельством, что англичане чувствовали «слабость положения Англии как в военном, так и в финансовом отношениях».

У американцев были все основания подозревать Англию в попытке помешать сохранению союза и дружбы с русскими, столь эффективных во время войны, и настроить Соединенные Штаты против Советского Союза. «Разделяй и властвуй» — таков был извечный девиз Альбиона. Американцы не видели никакой выгоды в расколе мира на две части и даже страшились этого.

Незадолго до смерти Рузвельт сказал своему сыну Эллиоту, резюмируя тем самым всю свою политическую философию, что он боится возникновения после войны англо-американского блока, который расколол бы мир надвое.

Позиция Рузвельта по отношению к Сталину была безукоризненной, и отношения между Соединенными Штатами и СССР были превосходными. Этим объяснялись нападки его противников, упрекавших Рузвельта в примиренчестве. Однако он в то же время был почти постоянно в конфликте с Черчиллем из-за важных вопросов, которые вставали перед западными державами и русскими. Благодаря Рузвельту удалось избежать самого большого кризиса в период войны, который, несомненно, разразился бы по вопросу открытия второго фронта в Нормандии, ибо Черчилль намеревался открыть его на Балканах, чтобы опередить русских в этом районе.

Черчилль был также противником рузвельтовской концепции послевоенного устройства мира. Его хроническая «советофобия» породила у него неистовое желание уничтожить СССР не только как великую державу, но и как коммунистическую страну. Он стремился к тесному англо-американскому сотрудничеству, к созданию единого антисоветского фронта, чтобы тем вернее добиться осуществления своей цели. Поэтому Черчилль изображал СССР как «агрессивную» и «экспансионистскую» державу, только о том и помышлявшую, чтобы ринуться на западные страны с целью распространить свое господство на всю Европу, хотя, с другой стороны, он сам же признавал и заявлял, что СССР — миролюбивая страна, не желающая войны.