Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Однако эта «новая политика» осуществлялась под знаком антикоммунизма. Новая тенденция во внешней политике Трумэна, как писала газета «Чикаго сан» 16 марта 1947 года, навсегда положила конец союзу между Соединенными Штатами и Советским Союзом, а «Дейли миррор» (херстовская пресса) 14 марта 1947 года приветствовала ее как «самый решительный антикоммунистический шаг, сделанный Соединенными Штатами со времени революции 1917 года».

Корреспондент «Нейе цюрхер цейтунг» (19 марта 1947 года) подчеркивал, что американцы имеют такой вид, словно они наконец решили проблему отношений США с Советским Союзом, — проблему, которой у них не было возможности заняться во время войны. Эта проблема была неразрешимой для американцев, рассматривавших нацизм и коммунизм под одним и тем же углом зрения, и не задававшихся вопросом о том, как они поступят с последним, после того как покончат с первым, к тому же благодаря помощи со стороны русских. Крупная газета американских финансовых кругов «Уолл-стрит джорнэл» (18 марта 1947 года) ставила вопрос следующим образом: «Мы сражались против тирании, находясь в союзе с тираном». Поэтому было совершенно естественным, поскольку война окончилась, обратиться теперь против этого «тирана», чтобы решить наконец эту «проблему». Впрочем, для американской реакции такой «проблемы» никогда не существовало. Херстовская пресса на протяжении всей войны никогда не прекращала борьбы против союза Соединенных Штатов с красной Россией и не переставала сожалеть, что они не вступили в союз с нацистской Германией, сражавшейся против коммунизма. «Чикаго трибюн» (16 марта 1947 года) зашла так далеко, что назвала американскую «новую политику» продолжением политики «Антикоминтерновского пакта» стран «оси»!

В условиях нового политического климата, установившегося в Соединенных Штатах, президент Трумэн и его правительство, а также конгресс полностью утратили контроль над политикой страны. Все они были оттеснены теперь на задний план новым учреждением, созданным под прикрытием «доктрины Трумэна» — Советом национальной безопасности, — решавшим в последней инстанции важнейшие национальные проблемы — проблемы ее безопасности и обороны.

Конечно, этот Совет был подчинен верховной власти президента, который должен был созывать его каждый раз, когда надо было принять серьезное решение. Но меньше всего это решение зависело от президента. Ни один президент Соединенных Штатов не осмелился бы игнорировать мнение представителей Пентагона, игравших главную роль среди членов Совета. Их мнение, высказанное в торжественной обстановке и поддержанное докладами секретных служб (ЦРУ), было равнозначно определенному «заказу».

На драматический характер этой ситуации указывал бывший помощник государственного секретаря Самнер Уэллес, беспощадно разоблачая тот факт, что президент Трумэн целиком доверился военным. Совет национальной безопасности, созданный после провозглашения «доктрины Трумэна», говорит Уэллес, стал подлинным хозяином страны. Начиная с этого момента политика Соединенных Штатов была обречена на то, чтобы основываться на главном принципе германского милитаризма, согласно которому сила является единственным эффективным инструментом политики.

Однако политика силы в сочетании с претензиями Соединенных Штатов на то, чтобы «руководить свободным миром» и «остановить советскую экспансию», довела, по словам бывшего государственного секретаря Джеймса Бирнса, некоторые ситуации до тупикового состояния. Он предостерегал американцев против такой опасности в своей речи, произнесенной 28 февраля 1946 года, когда он еще находился на посту государственного секретаря.

Короче говоря, Соединенные Штаты отныне практически перешли к осуществлению столь дорогой для Черчилля политики «санитарного кордона» и «железного занавеса».

При таких обстоятельствах появилась на свет «доктрина Трумэна», возможные последствия которой, как писала «Нью-Йорк геральд трибюн», «заставляли содрогаться». Факт этот был тем более трагическим, что в американской «новой политике» доминирующую роль играла самая черная реакция, целиком ее определявшая. Схематически положение в Соединенных Штатах в то время, когда началась послевоенная эволюция, выглядело приблизительно так: люди ответственные и здравомыслящие были нейтрализованы и обречены на бессилие людьми безответственными, которые всем повелевали, хотели «превентивной войны» против Советского Союза и подавления коммунизма во всем мире. «Американская эра истории», которая должна была стать Pax Americana [то есть Американским миром], была немыслима без исчезновения Советского Союза, единственной державы, способной оказать противодействие мировому господству Соединенных Штатов.

Отнюдь не было бы парадоксом допустить мысль о том, что президент Трумэн, который кичился тем, что является инициатором американской «новой политики», поступил бы иначе, если бы у него была свобода действий. Мы увидим еще, как он пытался действовать, чтобы избавиться от засилья реакционеров.

Уолтер Липпман выразил всю серьезность ситуации, поставив в статье в «Нью-Йорк геральд трибюн» тревожный вопрос: «Куда это приведет в конечном счете Америку?» Ответа он не находил: «В настоящее время этого никто не может предвидеть».

Действительно, Черчилль торжествовал. Он добился своей цели, не принимая никакого активного участия в американской «новой политике», только благодаря тому, что его идеи попали на благодатную почву. Успех, которого достигли преемники Черчилля, искусно ведя игру в его духе, превзошел его ожидания.

В Лондоне могли спокойно предоставить делам идти своим ходом. Англия могла теперь «следовать на буксире» за Соединенными Штатами, тормозя при этом каждый раз, когда это было необходимо, чтобы выровнять линию в случае «отклонения» и избежать возвращения к прежней рузвельтовской политике, столь удачно преодоленной.

Бдительность действительно была необходима. Англичане не упускали из виду детали американской политики, ее постоянные, сбивающие с толку колебания. Поэтому они должны были зорко следить за «новой политикой», отныне утвердившейся в Белом доме и в государственном департаменте.

Со времени речи в Фултоне Черчилль не упускал ни одного случая, чтобы вернуться к своим излюбленным идеям и тезисам; обращаясь к американцам, он неустанно твердил одно и то же. Необходимость тесного англоамериканского военного сотрудничества, для того чтобы остановить советскую «экспансию», была более, чем когда-либо прежде, его лейтмотивом. И отнюдь не случайно он в каждом новом выступлении напоминал о своей речи в Фултоне.