Элетер Дзелепи - Секрет Черчилля

Дело мира, казалось, движется вперед быстрыми шагами, как это бывало каждый раз, когда начиналось сближение между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Но не все в мире были этому рады.

Возобновление американо-советского диалога почти сразу же после «чехословацкого кризиса» было воспринято в Лондоне с самым большим разочарованием. Там рьяно старались навсегда, как было задумано, рассорить американцев и русских, и «чехословацкий кризис» был исполнением желаний англичан. Напряженность в американо-советских отношениях, казалось, достигли высшей точки. И вдруг американцы снова начинают флиртовать с русскими.

Разумеется, агентство Рейтер в своих первых комментариях (11 мая 1948 года) утверждало, что в Лондоне испытали «огромное облегчение», когда пришла весть об открытии американо-советских переговоров. Ибо, как говорилось в сообщении этого агентства, ничто так не близко сердцу каждого народа, как стремление к миру. Но на следующий день, 12 мая, Бевин, выступая в палате общин, возобновил антисоветскую кампанию с явным намерением предостеречь американцев от иллюзии сближения с Москвой. Глава министерства иностранных дел хотел вовремя сдержать Соединенные Штаты. Также и корреспонденты английских газет в Вашингтоне пытались представить всякое примирение с Советским Союзом как «признак слабости» Соединенных Штатов, который может нанести большой ущерб их «престижу».

Реакция Лондона была столь энергичной, что не могла не оказать воздействия на Соединенные Штаты. Те, кто приветствовал «доктрину Трумэна» и «новую политику» Америки, обрели в этом солидную опору для критики «полного поворота», предпринятого американским правительством. Давление, оказанное ими совместно с Лондоном, было настолько сильным, что правительство вынуждено было отступить, не дожидаясь даже первых результатов американо-советского диалога.

Ответ советского правительства на предложения, переданные послом Соединенных Штатов, был вполне удовлетворительным и оставлял дверь открытой для переговоров. Однако вслед за этим 18 мая неожиданно последовало резко отрицательное заявление государственного департамента. Теперь американское правительство утверждало, что вопросы, перечисленные в советском ответе, не могут быть предметом двустороннего рассмотрения Соединенных Штатов и Советского Союза и что обсуждение их является компетенцией ООН, оно также утверждало, что вследствие советской политики совещание Совета министров иностранных дел (который занимался германским вопросом) не дало положительных результатов.

Это заявление государственного департамента выдавало затруднительное положение американского правительства, которое, вступив в переговоры с Москвой, было вынуждено тотчас же от них отказаться. Предлог, на который оно при этом сослалось, был выбран явно неудачно, так как все причины, указанные в отказе американского правительства, существовали и до начала переговоров.

Итак, англичане записали себе еще одну победу. Они могли поздравить себя с тем, что сумели помешать «полному повороту» американского правительства. Впрочем, события работали на них.

В июле того же года разразился новый кризис, самый серьезный после войны, — «блокада Берлина». «Германская проблема» была причиной глубокого раскола между прежними «великими союзниками». Поскольку политика Соединенных Штатов и Англии была направлена на создание западногерманского государства, русские не могли оставаться бездеятельными, особенно учитывая, что собирались сделать решающий шаг на пути к созданию этого государства — провести в западных оккупационных зонах денежную реформу, которая создала бы экономическую базу «новой Германии».

Это было бы смертельным ударом для Потсдамских соглашений. Ничто не смогло бы больше остановить ход событий в Западной Германии. Русским, таким образом, приходилось реагировать, они это и сделали, дав фактически первое «сражение за Потсдам». Это «сражение» могло произойти только в Берлине, где западные державы и русские противостояли друг другу в силу режима «четырехсторонней» оккупации бывшей немецкой столицы. Англо-американцы хотели провести денежную реформу в западных секторах города, включив тем самым город в экономическом отношении в состав нового немецкого государства в нарушение особого статуса Берлина.

Для западных держав «блокада Берлина» была агрессивной операцией русских, преследовавших цель подчинения себе всего города целиком. Отсюда особая острота нового кризиса, который мог перерасти в новую мировую войну. Так как западные державы не хотели с этим смириться.

Для русских же речь шла лишь о том, чтобы спасти то, что еще можно было спасти от Потсдамских соглашений, и непосредственно о сохранении, насколько возможно, принципа «четырехсторонности», то есть принципа управления Германией четырьмя оккупационными державами.

Однако, несмотря на серьезный характер кризиса, и в Москве и в Вашингтоне сохраняли осторожность и хладнокровие. Русские отнюдь не намеревались идти на риск войны ради Западного Берлина. Они, напротив, внимательно следили за «военной партией» в Вашингтоне, которая проявляла бурную активность, дабы наконец благодаря этому новому кризису добиться своей цели. Гораздо интересней была позиция официальных ответственных лиц в Вашингтоне, оценка ситуации которых не отличалась от оценки русских. В Вашингтоне не принимали слишком всерьез яростную полемическую кампанию, развязанную против Советов. В «блокаде Берлина» там не усматривали никаких других целей, кроме тех, которых действительно добивались русские.

Все это было настолько верно, что кризис, из-за которого, казалось, мир очутился на волосок от войны (но по другим причинам, как мы увидим далее), неожиданно парадоксально разрешился соглашением между двумя великими державами, единственными, которые могли развязать войну: между Соединенными Штатами и Советским Союзом.

Это было вторым великим разочарованием для англичан.

Пока длился берлинский кризис и тучи все более заволакивали горизонт международных отношений, между Москвой и Вашингтоном происходили любопытные вещи. Возникает впечатление, что обе стороны были озабочены тем, чтобы не допустить его обострения и устранить его, побуждаемые одной и той же едва скрываемой мыслью возобновить диалог, так удачно начавшийся после «пражского кризиса» и так внезапно прерванный.

27 января 1949 года Сталин, давая интервью директору американского агентства Интернейшнл Ньюс Сервис, заявил, что советское правительство готово рассмотреть вопрос о публикации совместно с Соединенными Штатами декларации, в которой обе стороны заявили бы, что ни та ни другая не имеют намерения прибегнуть к войне.