Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

Таблица 17

Гражданские специальности группы военнообязанных турок, содержащихся в г. Тамбове в декабре 1914 г. и группы военнопленных из числа турецких армян, содержащихся в Приамурском военном округе в январе 1917 г. [153] Составлена по данным: РГВИА. Ф. 1558. Оп. 9. Д. 9. Л. 78, 83, 85; ГАТО. Ф. 2. Оп. 143. Д. 489. Л. 6–15.

Первый акт процесса пленения, происходящий, как правило, в обстановке боевого ожесточения, строго говоря, несколько выходит за рамки нашего исследования, объектом которого все-таки выступают лица, уже признанные пленными, т. е. те, которым, выражаясь языком воинского устава Петра Великого, пощада была «обещана и дана». Вместе с тем, мы не можем оставить без внимания и тот факт, что в 1914–1917 гг. на Азиатском ТВД названное боевое ожесточение во многом усугублялось многовековым вооруженным противостоянием Российской и Оттоманской империй, в силу которого, из всех стран-участниц Первой мировой войны только они, пожалуй, выступали по отношению друг к другу одновременно национальными, религиозными и историческими врагами.

Делая на этом особый акцент, Ю. Яныкдаг в своем диссертационном исследовании показывает, что на Азиатском ТВД турки, в массе своей, испытывали глубокую неприязнь, а равно отсутствие всякого уважения и к самой России, и к ее вооруженным силам, и даже к отдельным ее военнослужащим, обычно именуемым в источниках личного происхождения «серыми воронами», «бешенными гиенами», «бледными поросятами» и т. п. [154] Yanıkdağ Y. Ill-fated sons of the nations: ottoman prisoners of war in Russia and Egypt, 1914–1922. dis…doc… of Phil… Ohio State University, 2002. — P. 112–114.

В целом, мы разделяем точку зрения Ю. Яныкдага, хотя и располагаем свидетельствами противоположного характера [155] Например, Ф.И. Елисеев, описывая события, связанные со штурмом Эрзерума в 1916 г, вспоминал: «Навстречу нам <���…> шла плененная турецкая пехота во главе со своими офицерами <���…>. Турецкие солдаты несли на носилках человек шесть своих тяжелораненых офицеров <���…>. Турки шли молча и, как всякие пленники, сосредоточенно, но не растерянно и не пугливо. Шли с воинским достоинством. <���…> Их офицеры, даже раненые на носилках, равняясь с Мистуловым (командир казачьего полка — В.П. ), внимательно отдавали ему воинскую честь, беря под козырек» ( Елисеев Ф.И. Казаки на Кавказском фронте. 1914–1917. М.: Воениздат, 2001. — С. 195–196). . Однако в любом случае названные выше чувства, играющие в момент пленения противника отнюдь не последнюю роль, были, по нашим оценкам, далеко не взаимны. Более того, мы убеждены в том, что в 1914–1917 гг. отношение русской армии к пленяемым оттоманам отличалось высоким уровнем лояльности, возможно, даже самым высоким за всю историю военного соперничества между нашими странами. Это свое утверждение мы аргументируем следующим.

1. Благодаря победоносному завершению практически всех русско-турецких войн XVIII–XIX вв., Порта давно перестала считаться в сознании россиян серьезным противником, а сокрушительный разгром ее армии под Сарыкамышем на рубеже 1914–1915 гг. лишь укрепил это мнение.

2. Поскольку боевые действия на Кавказа проходили почти исключительно в границах Оттоманской империи, сопровождающие войну бедствия не коснулись напрямую территории и населения собственно России.

3. В 1914–1917 гг. отечественная печать по существу не вела антитурецкой пропаганды. Напротив, газеты преподносили «Махмудку» скорее как несчастную жертву козней Берлина и, действуя, очевидно, в пику Австро-Венгрии и Германии, всячески давали понять, что Турция — единственная из Центральных держав, которая гуманно ведет войну. Так, в прессе нередко можно было обнаружить интервью с кем-либо из офицеров Кавказской армии, сообщавшем, к примеру, что «турки, т. е. собственно говоря, регулярные турецкие войска — честный враг, не то, что германцы (Курсив наш — В.П. ) <���…> Не учиняют они и зверств среди мирного населения» [156] Каспий. 1915. 8 янв. С. 3. . Последнее, правда, газетами иногда ставилось под сомнение. Однако ответственность за такого рода деяния тут же возлагалась на иррегулярные турецкие формирования, тогда как на Европейском ТВД случаи «зверств», «жестокостей», «вандализма» и т. п. совершались исключительно представителями регулярных вооруженных сил держав, союзных Оттоманской империи.

Все перечисленное, как представляется, в своем предельно концентрированном виде отражено в следующих строках письма прапорщика М. М. Исаева к жене от 22 ноября 1915 г.: «Шрапнелью угощали нас турки с полчаса, по крайней мере, но никого не задело. Это уже счастье, потому что метче стрелять нельзя было. Вообще турецкие артиллеристы вызвали в нас искреннее восхищение. Какая тут ненависть к врагу. На Кавказе добрые старые времена. Сказать «аскер», все равно, что «джентльмен». Никакой злобы. Да, с большим уважением у нас относятся к противнику» [157] Исаев М.М. Захолустный фронт // Московский архив. Историко-краеведческий альманах. Вып. 2. М.: Мосгосархив, 2000. — С. 531. .

Вместе с тем нужно признать, что в годы Первой мировой войны расправы даже над теми, кому пощада была уже «обещана и дана», являлись на Азиатском ТВД, увы, не такой уж и редкостью. Полагаем, что это обусловливалось, главным образом, следующими факторами:

— традиционной культурой отдельных населяющих Кавказ народов, в т. ч. и русского;

— основными векторами этноконфессиональной вражды, сложившимися в регионе к исходу 1914 г. и в дальнейшем лишь усугублявшимися;

— вовлечением в конфликт иррегулярных национальных формирований (армянские дружины на стороне русских и курдские части на стороне турок), имевших собственные представления об институте военного плена.