Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

Собственно регистрация пленных носила универсальных характер и сводилась к фиксации таких данных, как имя, вероисповедание, возраст, воинское звание, воинская часть (номер полка и роты, наименование корабля или судна), год рождения, место жительства (на родине), место и дата пленения, а также состояние здоровья. Соответственно, реализация названной процедуры сопровождалась и общими для всех иностранных пленных проблемами. Так, турок, проехавший, к примеру, от Сарыкамыша до Хабаровска, порой забывал дату и место собственного пленения; отдельные военнообязанные могли сказать, что служили срочную службу в пехоте, но за давностью лет не всегда помнили номер полка и т. п.

Имена пленных турок при регистрации искажались не реже, но, наверное, и не чаще, чем имена австрийцев, венгров и немцев. Так, один и тот же аскер мог числиться в разных документах как: «Хусейн сын Али Демель оглы», «Хулин сын Али Демель оглы» и «Хусейн сын Оглы Демель оглы» [180] ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 8981. Л. 1–15. . Другой последовательно именовался «Хазан Али», «Улханов Али Ахмет» и «Али Хасан» [181] ГАРФ. Ф. Р-3604. Оп. 1. Д. 1. Л. 262, 273. . Третий — «Садыкин Мурат», «Садыков Мурат Джелилович» и «Садык Бин Мурат» [182] Там же. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 419. Л. 165–167. . Вместе с тем, принимая во внимание отсутствие у турок фамилий, данное обстоятельство, как мы полагаем, имело для их дальнейшего учета более негативные последствия, нежели для их союзников. От последних оттоманы часто отличались и подходом к фиксации места жительства, которое нередко обозначалось одним словом «Турция», без указания вилайета и конкретного населенного пункта.

Правда, отмеченные недостатки теоретически компенсировались тем, что каждый пленник должен был в соответствующей графе собственноручно указать свое имя и адрес на родном языке. Однако в списках именно турок записи, выполненные на (старо) османском языке, можно обнаружить относительно редко. Ссылка на неграмотность большей части пленных вряд ли прозвучит убедительно, т. к. за неграмотных документы должны были заполнять их товарищи, а быть неграмотными одновременно все пленные турки, разумеется, не могли. В этой связи мы склонны полагать, что в ходе регистрации российские органы военного управления подходили к оттоманам менее щепетильно, нежели к пленным иных Центральных держав. Косвенно это подтверждается и отдельными докладами Заведующего ЦСБ за июль-сентябрь 1915 г., в которых констатируется, что дело «регистрации пленных турок <���…> до сих пор находится в крайне неудовлетворительном положении» [183] АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 1623. Л. 17–18. .

Особой крайностью это положение отличалось на начальном этапе войны, в период Сарыкамышской операции, когда даже на тыловом сборном пункте фронта в Тифлисе начальник местной бригады и уездный воинский начальник вынуждены были неоднократно констатировать не только прибытие в их распоряжение пленных «без всяких письменных сведений и именного списка», но и дальнейшее отправление их без таковых в глубь страны [184] РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 466. Л. 110–112; Д. 506. Л. 84–85; Ф. 2100. Оп. 2. Д. 475. Л. 124. . Соответственно, вплоть до начала 1915 г. на сборном пункте практически не велись Алфавитные книги, являвшиеся ключевым (а порой и единственным) справочным документом о военнопленном. В результате такого подхода значительная часть турок, погибших на этапах эвакуации зимой 1914–1915 гг., просто «выпала» из системы учета. Что же касается причин названного явления, то важнейшими из них мы считаем две следующие:

а) Низкую организацию регистрации пленных на всех уровнях управления от действующих частей до сборного пункта фронта, а равно отсутствие должного контроля за этим со стороны вышестоящего командования. Сказанное красноречиво подтверждает телефонограмма Начальника штаба КВО от 14 ноября 1914 г., адресованная Начальнику Тифлисской местной бригады и начинающаяся откровенно саркастически: «По газетным сведениям, через Тифлис проходят значительные партии военнопленных турок…» [185] Там же. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 466. Л. 42. .

б) Острую нехватку на сборном пункте переводчиков, которых нередко приходилось заменять случайными людьми, в т. ч. и пленными аскерами из числа тех, кто до войны работал в России. Штаб Округа лишь 31 декабря 1914 г. запросил четырех переводчиков в Канцелярии Наместника, ссылаясь на то, что «таковых в окружном штабе не имеется». Однако Канцелярия ответила, что в ее штате состоит лишь один человек, знающий турецкий язык [186] РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 466. Л. 134; Д. 506. Л. 96. . Правда, Тифлисскому уездному воинскому начальнику удалось самому разыскать в частях армии несколько офицеров, владеющих турецким [187] Там же. Д. 506. Л. 237. . Однако проблемы это, конечно же, не решило.

Хотя эвакуация военнопленных к местам интернирования являлась, в общем-то, процедурой вполне универсальной, на театрах военных действий с Оттоманской империей она, как и регистрация, отличалась некоторыми специфическими чертами, особенно присущими начальному периоду войны. Так, следует признать, что Черноморский флот оказался к эвакуации абсолютно неподготовленным, поскольку с 20 по 30 октября, т. е. целых 10 суток, его штаб безуспешно выяснял во всех инстанциях,… кому он вообще должен передавать пленников. И лишь 31 октября, благодаря содействию коменданта севастопольской крепости и командования Одесского военного округа, морякам, наконец-то, было сообщено, что таковые подлежат сдаче Ялтинскому уездному воинскому начальнику. Правда, до этого турок любезно соглашалось принимать у флота севастопольское жандармское управление. Оному их охотно передавали. Потом этих людей пришлось долго разыскивать и ЦСБ, и ГМШ и, разумеется, самим черноморцам. Обнаружились они лишь… в августе 1915 г… в камерах севастопольской городской тюрьмы, где «честные защитники своего отечества» томились без всякой цели и без всякого смысла [188] РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 2. Д. 435. Л. 1; Д. 751. Л. 4–5. .

Что касается Азиатского ТВД, то ГУГШ еще 6 сентября 1914 г., т. е. за полтора месяца до начала войны, уведомил штаб КВО о том, что для турок предназначены Иркутский и Приамурский военные округа, а 25 октября подтвердил, что «прибывающие [с] фронта партии военнопленных турок надлежит направлять на Пензу [на] общий сборный пункт Казанского военного округа, откуда эти пленные <���…> будут отправляться далее через Омск для постоянного их размещения [в] пределах округов Сибири» [189] РГИА. Ф. 1276. Оп. 14. Д. 449. Л. 82; РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 466. Л. 15. . Однако принимая во внимание тот факт, что в ходе перевозок военнопленных с Кавказа на рубеже 1914–1915 гг. и в первые месяцы их пребывания в местах интернирования, от разного рода лишений и болезней (главным образом — тифа, дизентерии и оспы) погибло до 7 тыс. турок (из 15 тыс.), организацию эвакуации вряд ли можно признать удовлетворительной [190] Впрочем, здесь не следует упускать из виду и того обстоятельства, что в конце 1914 — начале 1915 гг. чрезвычайно высокий уровень смертности пленников был зафиксирован практически во всех воевавших государствах, особенно относящихся к числу Центральных держав. См., например: Oltmer J. (Hg.) Kriegsgefangene im Europa des Ersten Weltkriegs. Paderborn: Ferdinand Schöningh Verlag, 2006. — S. 35–36. .