Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

На практике это выражалось, в частности, в том, что армяне не всегда оказывались готовы воспринимать османов в качестве военнопленных. Так, сестра милосердия Х. Д. Семина свидетельствует в своих мемуарах, что в декабре 1914 г. при конвоировании дружинниками из Сарыкамыша в Карс группы пленных в составе около 400 чел. к месту назначения прибыло не более 20. При этом русский офицер, направивший дружинников для сопровождения турок, даже не пытался отрицать факт массового убийства конвоем пленных, а лишь мотивировал свое решение отсутствием в его распоряжении иного подразделения, более подходящего для выполнения данной задачи [158] Семина Х.Д. Трагедия русской армии Первой Великой войны 1914–1918 гг. Записки сестры милосердия Кавказского фронта. Кн. 1. Нью Мексико: Rausen Bros, 1963. — С. 136–137. .

Русские хотя и презирали армянских дружинников за такого рода деяния, но сами грешили тем же в отношении курдских партизан. В апреле 1916 г. прапорщик М. М. Исаев писал жене: «около 12 часов ночи на один из постов нарвались пробиравшиеся в деревушку трое курдов. Были схвачены <���…> На утро увидел этих курдов, молодые, здоровые <���…> Я знал, что им недолго жить, что по дороге в штаб они, несомненно, будут делать попытки бежать, хотя их всех связали вместе, но что двое казаков, которые их поведут, зарубят их. Так, конечно, и случилось» [159] Исаев М.М. Указ. соч. — С. 545. .

Разумеется, российское командование взирало на подобные явления отнюдь не безучастно. К примеру, 20 июля 1915 г. суд 4-го Кавказского армейского корпуса, рассмотрев дело об убийстве двух пленных курдов в процессе их этапирования на сборный пункт, приговорил к расстрелу непосредственных исполнителей преступления — урядника 3-го Волгского полка Терского казачьего войска И. А. Полякова и казака того же полка И. М. Селеверстова [160] РГВИА. Ф. 2100. Оп. 2. Д. 781. Л. 1–18. . Кроме того, командованием принимались и организационные меры, направленные, в частности, на то, чтобы свести к минимуму возможные контакты представителей враждебных друг другу национальностей. Так, пленный старший лейтенант Мехмет Ёльчен вспоминал, как в начале 1916 г., на одной из железнодорожных станций в Карской обл., несколько российских солдат из числа армян приблизились к нему и его товарищам, но едва успели произнести первые издевательские замечания, как «наша русская охрана отогнала их прикладами» [161] Ölçen M. Vetluga Memoir: A Turkish Prisoner of War in Russia, 1916–1918. — Gainesville: University Press of Florida, 1995. — P. 52. . (Правда, формированию такого порядка отчасти способствовали сами пленные, нередко требовавшие для своего сопровождения в тыл именно «русский конвой»).

Вместе с тем надо признать, что отказы от пленения могли происходить и по совершенно иным мотивам, как это имело место, например, 7 июля 1917 г., когда подводная лодка «Кашалот» обнаружила близ побережья Анатолии турецкую парусную шхуну. К тому моменту, когда на нее высадилась абордажная партия с субмарины, экипаж успел покинуть судно, бежав на берег. О дальнейшем красноречиво говорит рапорт командира лодки: «В результате осмотра оказалось, что шхуна гружена табаком и на ней оставлена турецкая женщина с тремя детьми возраста 6–7 лет (Sic!? — В.П.) На шхуне найден турецкий флаг. Документов никаких не обнаружено (т. е. экипаж не забыл забрать с собой судовые документы — В.П.) и от перепуганной женщины никаких данных, ни о портах отправки и назначения, ни других сведений, добиться не удалось. Не имея возможности свезти женщину на берег или взять ее на лодку, шхуну и паруса на ней оставили в неприкосновенности, а груз — табак был выброшен с нее за борт» [162] РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 3. Д. 527. Л. 23. .

Если турки не успевали убежать сами,… их отпускали. Как правило, так поступали командиры подводных лодок, поскольку действительно не имели возможности обременять себя пленными, не обременяясь излишним риском. К примеру, 28 октября 1916 г. лодка «Тюлень» задержала в море шхуну «Сипасос» с экипажем в количестве 6 человек. Пятерым из них тут же было позволено уйти в шлюпке к берегу. Для обслуживания судна на время его буксировки в Севастополь был оставлен лишь один 13-летний православный юнга Страти Панаиоти Манол [163] РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 3. Д. 522. Л. 16, 25. . В феврале 1917 г. командир другой лодки принял на борт двух членов экипажа шхуны «Бебек», отпустив остальных семерых [164] Там же. Д. 523. Л. 66. . Сама шхуна была потоплена артиллерийским огнем… Благо, в этот раз турки не успели бросить на ней женщину.

Что касается задержания военнообязанных, то в этой процедуре обращает на себя внимание стремление отдельных турецких подданных избежать выдворения в глубь страны и остаться в местах постоянного жительства. В этой связи одни из них срочно начинали искать себе в России влиятельных заступников, впрочем, без особого успеха; другие ссылались на подданство нейтральной державы, как правило, достаточно призрачное; третьи объявляли себя политическими эмигрантами — противниками правящей в Турции партии «Единение и прогресс» и горячими сторонниками самого тесного русско-турецкого сотрудничества. Последнее, насколько нам известно, никому не только не помогло, но в ряде случаев вызывало у чинов русской полиции реакцию, диаметрально противоположную ожидаемой.

Куда больше шансов остаться в местах постоянного жительства имели турецкие мусульмане и иудеи, зарекомендовавшие себя как серьезные специалисты в той или иной сфере. Так, в августе 1916 г. военный губернатор Мариуполя ходатайствовал о «невысылке» в Уфимскую губ. и оставлении на должности врача Мариупольской портовой больницы турецкого подданного С. С. Блуменфельда «как единственного в городе и к тому же опытного хирурга» [165] Там же. Д. 223. Л. 49. . За Османа Нури Кады Заде, преподавателя турецкого языка Восточной академии императорского общества востоковедов, просил сам директор академии. В декабре 1914 г. он писал в этой связи в Департамент полиции: «удаление Кады Заде из столицы представилось бы действительно большим ущербом для дела преподавания в Академии, т. к. <���…> в настоящее время невозможно подыскать другое лицо, равное господину Кады Заде по познаниям и преподавательскому опыту <���…> Достойного заместителя г. Кады Заде в настоящее время ни в Петрограде, ни вообще в России не имеется» [166] ЦГИА СПб. Ф. 309. Оп. 1. Д. 1. Л. 186–187. .

Однако в наиболее выгодном положении оказывались, конечно же, христиане. Даже на исходе 1916 г. предпринятая военным ведомством попытка удалить всех этих людей из регионов, прилегающих к театрам военных действий, вызвала немедленный и решительный протест со стороны армянских организаций России, отдельных депутатов Государственной Думы, а в конечном итоге, и Совмина, напомнившего главе указанного ведомства, что, согласно отечественному законодательству, такие высылки невозможны «в качестве общей меры», а допустимы лишь в отношении «отдельных лиц, оставление которых в местах постоянного жительства будет признано военными и гражданскими властями нежелательным» [167] РГВИА. Ф. 1558. Оп. 9. Д. 9. Л. 3–4; РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 2. Д. 746. Л. 83–85, 92–94; ГАКО. Ф. Р-322. Оп. 1. Д. 2. Л. 21; Д. 35. Л. 1–6. .