Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

2.2. Не меньшее отторжение вызывала и особая манера турок держать себя, которую английский дипломат Вильям Этон, наблюдавший за поведением пленных оттоманов в Херсоне еще в 1790 г. (т. е. в период Русско-турецкой войны 1787–1791 гг.), назвал демонстрацией «оскорбительного варварского высокомерия» («barbarous insolence») [439] Eton W. A survey of the Turkish empire. Reprint of the 1798 ed. N.-Y.: Arno Press, 1973. — Р. 119. . Названное явление бросалось в глаза, разумеется, не только британцам, и всегда резко отличало турок от их союзников, что очень точно, на наш взгляд, подметил еще в ходе Крымской войны 1853–1856 гг. студент физико-математического факультета Харьковского университета. Н. Ф. Леваковский: «Провезли, куда-то, несколько человек пленных. Обыватели бегали смотреть, как на чудо. Бывшие среди них турки как-то особенно свысока относились к нам; французы с удовольствием курили предлагаемые им папиросы и заверяли покровительственным тоном, что они против нас ничего не имеют; англичане упорно молчали» [440] Леваковский Н.Ф. Университет пятидесятых годов: (из воспоминаний) // Русская старина. — 1917. — Т. 170. — № 7/9. — С. 117. .

2.3. Отчуждению способствовали глубокие этнокультурологические различия, отягощенные самим фактом состояния войны. Так, Моршанский полицмейстер, столкнувшись с жалобами обывателей на то, что интернированные в город турки ведут праздную жизнь и по вечерам «делают неуместные замечания женщинам», уже в декабре 1914 г. ввел для них что-то вроде «комендантского часа», предписав постовым городовым «немедленно представлять всех шатающихся без дела турок как днем, так и по вечерам, в полицейскую часть», а помощникам приставов и участковым городовым «каждый вечер в 17 час. поверять их по месту жительства» [441] Южный телеграф. 1914. 21 дек. С. 3. . С проблемой различий в культуре повсеместно сталкивались и военные власти. Например, представляя в апреле 1917 г. Отделу о военнопленных МИД материалы для ответа на ноту оттоманского правительства по поводу того, что в лагере на о. Нарген турецкие «нижние чины постоянно подвергаются жестокому обращению и оскорблениям со стороны охраны», Начальник Генштаба объяснял это тем, что «некультурность пленных турок вызывает необходимость принуждать их к соблюдению порядка» [442] АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 2860. Л. 28–31; Д. 3245. Л. 7. .

К сказанному необходимо добавить, что, как будет показано нами ниже, турки совершали в русском плену преступления примерно в 4 раза чаще, чем их германские союзники, и в 6 раз чаще, нежели австро-венгерские [443] ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 531. Л. 1. .

2.4. Часть османов и в плену продолжала испытывать к России ту неприязнь и неуважение, о которых уже говорилось ранее. В этой связи весьма характерно выглядят стихи одного из пленников, в которых тот даже обратился к анимализму, уподобляя себя воину, оказавшемуся не в руках таких же солдат, как и он сам, а в «когтях мужиков» («mujikleri pençesine») [444] Цитир. по: Yanıkdağ Y. Ill-fated sons of the nations … — P. 112. .

Однако далеко не всем туркам удавалось подыскать для выражения своих чувств нужные поэтические образы. Так, 16 июня 1915 г. исправник Козловского уезда представил Тамбовскому губернатору материалы дознания по фактам хулиганских действий «военнообязанных турецких подданных Ибрагим Хамиль Чаушев оглы и Осман Чилу оглы», проживавших в с. Староюрьево и работавших там же в чайной лавке крестьянина И. М. Каретина. Как следует из показаний владельца лавки, находясь в помещении чайной, названные турки «не стесняясь произносят скверно матерные слова несмотря и на присутствие там женщин. На требование быть более корректными и не забывать, что они как военнопленные должны быть покорными и тихими, они, не обращая на это никакого внимания, еще более стараются всячески надсмеяться и над тем, что вот их, русских, на войне бьют как свиней <���…>. Словом, эти два пленных турка открыто и постоянно распространяют слухи, оскорбительные для всех русских, чем вызывают к себе чувство отвращения. Высказывают даже, что вот с ними никто и ничего не может сделать и что они хотят, то и делают. Свидетель С. Г. Сутормин показал, что оба турка "над всеми русскими смеются, высказывая, что вообще русские никуда не годны и т. п. <���…>. Словом, пленные открыто стараются вызвать какую-либо, да неприятность. Они слишком злы, и если кто-либо их обидит словами, не говоря уже действием, то они в состоянии до убийства включительно довести дело, почему их все боятся. Находясь у него, Сутормина на службе по пекарне и чайной, они неоднократно учиняли скандалы. Были случаи, что одна из прислуг его Сутормина едва не была зарезана военнопленными, если бы не вмешательство других рабочих. Благодаря такого нахальства и отчаянного характера, пленные с работ от него были удалены". Свидетель Д. Т. Маврин: "турки эти неоднократно дрались между собой, ругаются, бродят по селу, распространяют небылицы. Говорят, что русские свиньи, почему их и бьют на войне и мучат как попало. Они своим поведением наводят страх на население. Если какой-либо из этих двух турок что-либо коснется критики русского, то уж русский православный человек не говори пленному, иначе он будет если не убит, так сильно избит". Семнадцатилетний свидетель Р. С. Мишин показал, что его ударил один из турок и он какое-то время был без сознания. "Все служащие Сутормина очень боятся турок, т. к. они очень злы и опасны, и постоянно дерутся".

В ответ на все эти безобразия Тамбовский губернатор постановил подвергнуть обоих «денежному штрафу в размере 50 руб. каждого, при несостоятельности аресту каждого на 2 недели» [445] ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 9246. Л. 1–7. . О чрезмерной мягкости примененного наказания говорит уже то, что точно такая же мера («50 руб. или 2 недели ареста») применялась в Тамбовской губ. к лицам, впервые появившимся в общественном месте в состоянии опьянения.

2.5. Часть россиян демонстрировала османам примерно такое же «оскорбительное варварское высокомерие», о котором уже говорилось выше. Так, в 1917 г. турки, расквартированные в г. Моршанске Тамбовской губ., жаловались не только на нужду, болезни и высокую смертность, но и на «нелояльность населения» [446] ГАРФ. Ф. 1791. Оп. 2. Д. 404. Л. 11. . Еще ранее, в 1915 г., военнообязанные, размещенные в г. Зарайске Рязанской губ., утверждали, что вынуждены жить «ненормальною жизнью среди чуждого народа, где приходится много терпеть всякого рода обид, насмешек и издевательств» [447] Там же. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 330. Л. 41. . Старший лейтенант Халил Атаман вспоминал, как на одной из железнодорожных станций в центральной России к группе османов приблизилась веселая компания, состоящая из девушки и двух молодых людей. При этом последние, явно рисуясь перед своей спутницей, зашли за спины пленным и демонстративно принялись искать у них… хвосты, приговаривая с деланным удивлением: «Kak naşı çelevek», «Они такие же люди, как и мы» и т. п. [448] Ataman H. Op. cit. — S. 127. В свою очередь, курсант Раджи Чакырёз отметил, что его хвостом русский санитарный персонал заинтересовался уже в карантине, почти сразу же после пленения [449] Çakıröz R. Op. cit. — S. 18. . Свое цивилизационное превосходство над турками порой демонстрировали и представители интеллигентных слоев. Так, старший лейтенант Мехмет Ёльчен не без обиды вспоминал, как русские гимназистки, которым он помог решить задачу по геометрии, никак не могли поверить тому, что он турок, а не немец, и даже не инженер по образованию, а кадровый офицер-пехотинец [450] Ölçen M. Op. cit. — P. 128. .