Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

Сопоставляя две приведенные выше группы фактов, мы склоняемся к выводу, что первые из них в большей степени претендуют на универсальный характер, а значит — в полной мере могут служить основанием для широких обобщений, тогда как вторые представляют собой скорее частные случаи, а также субъективные ощущения отдельных лиц в сочетании с элементами традиционализма, переживавшего в условиях глобального вооруженного конфликта начала XX в. серьезный кризис. Иными словами, мы считаем, что отношение основной массы россиян к туркам отличалось достаточно высоким уровнем терпимости, не слишком соответствующим ни взаимному статусу национальных, исторических и религиозных врагов, ни тому «шовинистическому одичанию», которое в 1914–1918 гг., по мнению Н. М. Жданова, охватило народы всех воевавших государств [451] Жданов Н. Указ. соч. — С. 14, 39–40. .

В пользу сказанного говорит и то, что за все годы войны российская сторона лишь единожды наложила репрессию на турецких пленных. Предыстория этого события такова: 20 октября 1916 г. отряд черноморских эсминцев совершил набег на якорную стоянку угольных транспортов противника в устье р. Терме, близ Самсуна. Одновременно на Анатолийское побережье были высажены диверсионные группы, одна из которых задержала и доставила на корабли несколько гражданских лиц из числа, что говорится, «подвернувшихся под руку». В ответ Порта заявила протест и арестовала 20 русских гражданских пленных. Уладить этот вопрос внешнеполитическим ведомствам обеих стран так и не удалось, и 8 мая 1917 г. Министр внутренних дел по согласованию с МИД и ГУГШ потребовал от Уральского областного комиссара «применить в виду репрессии такую же меру ареста к 40 турецким подданным гражданским лицам, выбрав из общего числа их наиболее зажиточных». К 28 мая в Уральске были арестованы и водворены в областную тюрьму 40 турецких гражданских пленных. Небезынтересно отметить, что в числе арестованных оказался и Мустафа Субхи — впоследствии один из основателей и первый руководитель Коммунистической партии Турции (КПТ). Считая себя не пленником, а политическим эмигрантом, М. Субхи тут же направил телеграфный протест главам МИД, МВД и военного ведомства, а также Председателю Совета рабочих и солдатских депутатов, в результате чего быстро добился своего освобождения. (Правда, вместо него тут же арестовали другого турка). Впрочем, репрессия эта ни к чему так и не привела и вопрос оставался неразрешенным вплоть до конца войны [452] ГАРФ. Ф. 1791. Оп. 2. Д. 533. Л. 4, 14, 24, 53, 67. .

Небезынтересно также отметить, что в декабре 1917 г. Порта, обеспокоенная революционными событиями в России, выразила опасения по поводу возможных репрессий в отношении турецких подданных. Однако нотой от 12 января 1918 г. НКИД заверил Стамбул, что «народное правительство <���…> никогда не позволит себе актов мести, по отношению к военнопленным» [453] АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 2900. Л. 1. .

Согласно официальной статистике, представленной в Таблице 32, доля турок, бежавших из русского плена в годы Первой мировой войны, была значительно ниже соответствующей доли австрийцев, венгров и, особенно, германцев, что может свидетельствовать либо о несклонности оттоманов к побегам, либо об их неумении таковые готовить и совершать. На первый взгляд, и неумение, и несклонность находят подтверждение в целом ряде источников. «Бежать они (турки — В.П. ) могли когда и сколько угодно, — вспоминал русский офицер, служивший в 1917 г. в Трапезунде. — Работали ночью, охрана на 100–200 пленных один-два армянина с неисправными ружьями, но беглых было мало (Курсив наш — В.П. )» [454] В.Л. Указ. соч. — С. 209–210. . Практически тоже говорят и сами турки. Например, лейтенант Мехмет Бинлер, плененный в 1916 г., признавал, что вполне мог совершить побег еще из карантина в Сарыкамыше. Но почему же в таком случае не бежал, а отправился в Сибирь, объяснять не стал [455] Binler M.Z. Dedemin Esaret Yılları // Türk Dünyası Tarih Dergisi. — 1988. — № 16. — V. 3. — S. 45. . В свете рассматриваемого вопроса особое значение приобретает то обстоятельство, что осенью 1917 г., при подготовке пленными Центральных держав вооруженного выступления в Красноярском лагере (несостоявшегося), в штаб восстания вошли порядка десяти германских и австрийских офицеров, но ни одного турецкого [456] Осенью 1917 г. в Красноярском лагере по разным данным могли находиться от 200 до 400 турецких офицеров (АВПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 1623. Л. 75–76; Yanıkdağ Y. Ottoman Prisoners of War in Russia… — P. 77). (Впрочем, венгров в этот орган тоже не пригласили) [457] РГВИА. Ф. 1468. Оп. 2доп. Д. 714. Л. 206. .

Вместе с тем, иные источники заставляют усомниться в исчерпывающей полноте данных официальной статистики, а заодно и в неспособности (нежелании) турок обрести свободу. К примеру, согласно отсчетам штаба Кавказского военного округа, только за три осенних месяца 1917 г. из этого территориального объединения бежало не менее 100 турецких военнопленных [458] РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 1161. Л. 232–235. . Еще ранее, в период с 6 ноября 1916 г. по 18 января 1917 г., в одном лишь 27-м Кавказском рабочем батальоне были зарегистрированы побеги 28 пленников [459] Там же. Оп. 1. Д. 1555. Л. 99. Л. 150–159. . В целом же, многие документы говорят о том, что возможность бежать, особенно из регионов, входящих в состав КВО, турки реализовывали достаточно часто. Так, в октябре 1916 г. главный инженер строящейся железной дороги Батум-Трапезунд настойчиво просил Военного министра предоставить ему военнопленных любой другой государственной принадлежности, кроме турок, ссылаясь на то, что последние, «хорошо зная местность и пользуясь услугами местного мусульманского населения, разбегаются с дорожных работ» [460] Там же. Ф. 2000. Оп. 11. Д. 32. Л. 260. . Турецкий дипломат Э. Д. Пакер, работавший в годы войны в Швеции, утверждал, что в эту страну шел «непрерывный человеческий поток. Пленные турки, которым удалось бежать из России, группами (Sic! — В.П. ) прибывали в Швецию и оттуда направлялись на родину» [461] Пакер Э.Д. 40 лет на дипломатической службе. Воспоминания турецкого дипломата. М.: Наука, 1971. — С. 76. . Характерно, что российский офицер А. Г. Емельянов описывает совершенно другую границу почти теми же словами: «одиночками, небольшими партиями переходили русско-персидскую границу военнопленные турки и австрийцы. Они пробирались из Закаспийской области, убегая из русского плена» [462] Емельянов А.Г. Персидский фронт (1915–1918). Берлин: Гамаюн, 1923. — С. 8. .

Таблица 32

Количество военнопленных Центральных держав, совершивших успешный побег из России в 1914–1917 гг. [463] Составлена по данным: ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 6. Д. 25. Л. 7; РГВИА. Ф. 2000. Оп. 11. Д. 76. Л. 220; Россия в мировой войне 1914–1915 года (в цифрах)… — С. 41; Rachamimov A. Op. cit. — P. 39–41.