Виталий Познахирев - Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг.

Таблица 43.

Распределение турецких гражданских пленных, состоящих на учете в Рязанском губэваке, по отношению к репатриации (по состоянию на 1 ноября 1918 г.) [648] Составлена по данным: ГАРО. Ф. Р-547. Оп. 2. Д. 42. Л. 4. .

Следует также иметь в виду, что часть турок, числившихся в русском плену, просто пропала без вести. Например, Анкаре так и не удалось установить никаких данных о судьбе командира 1-го батальона 82 пехотного полка Али Риза Мустафы оглы, плененного в декабря 1914 г. под Сарыкамышем; командира 3-й горной батареи 102 пехотного полка лейтенанта Мухатдина, плененного в июне 1916 г. «в направлении Байбурта западнее с. Пернаки-Пак» и еще, как минимум, 45 турецких офицеров, безрезультатно разыскиваемых ОКП по всей Сибири вплоть до осени 1922 г. [649] ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 330. Л. 336; Д. 419. Л. 96, 184, 224. Еще менее успешными были попытки розыска, предпринимаемые родственниками лиц, не вернувшихся из плена. Так, Абдулкадир оглы Химмет Паливан, разыскивающий своего зятя, рядового 149 пехотного полка, не только «установил», что тот живет в г. Опроске Екатеринодарской губ., но и добился того, чтобы по поводу его возвращения турецкое правительство заявило в марте 1922 г. вербальную ноту полномочному представителю РСФСР в Турции. Однако в конечном итоге населенного пункта с указанным наименованием на Кубани не оказалось [650] Там же. Д. 419. Л. 126. . (Впрочем, розыск пленных представляет собой отдельную проблему, которая возникла уже на начальном этапе войны. К примеру, 18 ноября 1914 г. МИД безрезультатно запрашивал у штаба Черноморского флота «сведения об Акибе бее, бывшем офицере на потопленном нами в Черном море транспорте «Мидхат-паша». В сентябре 1916 г. турки разыскивали через посольство Испании в Петрограде майора Фезуллах эфенди. В августе 1917 г. РОКК искал военнообязанного Мисака Бедеяна и т. д. [651] РГВИА. Ф. 1300. Оп. 4. Д. 1137. Л. 286; РГА ВМФ. Ф. 609. Оп. 2. Д. 435. Л. 9; АВ-ПРИ. Ф. 160. Оп. 708. Д. 3244. Л. 4. ).

2) Репатриацию во многом затрудняла слабость российской системы учета, отмеченная еще в годы Первой мировой войны. Так, А. Н. Талапин, приводя данные по одному лишь Омскому военному округу, признает, что они «неточны, т. к. свидетельствуют лишь о числившихся по различным противоречивым источникам, а не о действительно находившихся в округе» [652] Талапин А.Н. Указ соч. — С. 32–33. . Мы полностью солидарны с такой оценкой и со своей стороны хотели бы сослаться в качестве примера на то, что к 1 сентября 1917 г. в ИркВО на работах состояло свыше 13 тыс. военнопленных. Однако, уведомляя тогда же об этом Секцию труда Исполкома общественных организаций г. Иркутска, штаб округа ясно дал понять, что не только не располагает списками названных лиц, но и само составление таковых считает практически невозможным, поскольку «некоторым предприятиям пленные присланы непосредственно из Европейской России и эти пленные в лагерях округа не числятся» [653] РГВИА. Ф. 1468. Оп. 2. Д. 415. Л. 16. .

После 1917 г. ситуация в этом вопросе лишь ухудшилось. Попытки же восстановить систему учета практически никогда не достигали цели. Причем, не только по причинам, связанным с Гражданской войной. Так, пленные нередко просто не являлись на перерегистрацию либо не осознавая ее значения, либо просто не располагая о ней никакой информацией, т. к. объявления о регистрации публиковалась в местных газетах, обычно на русском языке, и уже по этой причине оставались неизвестны многим туркам. Впрочем, иной раз органы по эвакуации на местах вообще не размещали в печати объявлений [654] ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 330. Л. 103. . Так, в июне 1921 г. глава Обоянского уездэвака Курской губ. приказал начать регистрацию лишь после того, как получил из губэвака телеграмму следующего содержания: « третий и последний раз предлагаю (Курсив наш — В.П. ) не позже 8 июля телеграфировать количество турецких бывших военных [и] гражданских пленных [в] пределах уезда» [655] ГАКО. Ф. Р-791. Оп. 1. Д. 20. Л. 43–44, 83. .

3) К проблеме перерегистрации близко примыкала проблема документов, которыми располагали репатрианты. За годы плена некоторыми из них оказались утрачены не только прежние национальные паспорта, но и Удостоверения о пленении и Билеты военнопленного (гражданского пленного). В свою очередь, в годы Гражданской войны документы самим пленным и членам их семей выдавали самые различные органы и учреждения, в числе которых, помимо турецких дипломатических представительств и делегатов ОКП, можно назвать такие, как: Королевская Шведская миссия; Шведская и Датская миссии Красного Креста; Германская главная комиссия по делам пленных; Испанские и Персидские дипломатические миссии и др. Однако наиболее щедро турок снабжали документами местные российские власти, особенно сельско-волостные и уездные исполкомы, которые вплоть до 1922 г. «продолжали самовольно выдавать удостоверения, пропуска и др. документы для их (пленных — В.П. ) проезда на родину» [656] ГАРФ. Ф. 3604. Оп. 1. Д. 1. Л. 23, 24, 107; Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 231. Л. 1–11. .

Все это служило благоприятной почвой для разного рода злоупотреблений. К примеру, на местах от турок требовали национальные паспорта и (или) не признавали юридическую силу той или иной «бумаги» [657] ГАРФ. Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 330. Л. 208; Д. 419. Л. 241, 250. . Случались ситуации и посерьезнее. К примеру, на рубеже 1921–1922 гг. в НКИД как минимум дважды поступали сигналы о том, что в Ставропольской губ. власти отбирают у турок документы и рассматривают их как российских граждан, что повлекло за собой серьезный скандал и вмешательство НКИД, НКВД и Центрэвака [658] Там же. Д. 419. Л. 30. . Впрочем, проблемы такого рода, в конечном итоге, благополучно разрешались. В одних случаях установлению личности того или иного лица содействовали турецкие дипломаты, в других использовались свидетельские показания. Так, 31 октября 1919 г. двое проживающих в Киеве турецких граждан удостоверили, что Эмир Абас Ибрагим «действительно турецкий военнопленный из Константинополя» [659] Там же. Ф. 3604. Оп. 1. Д. 1. Л. 18. .

К сказанному нужно добавить, что в 1918–1924 гг. списки репатриантов неизменно согласовывались с органами ВЧК (ГПУ, ОГПУ) [660] Там же. Ф. Р-393. Оп. 43А. Д. 515. Л. 1; Ф. Р-3333. Оп. 3. Д. 330. Л. 34; ГАРО. Ф. Р-547. Оп. 2. Д. 46. Л. 120. .