Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Эти ошибки стоили Афинам державы и свободы. Жажда богатства и власти, которая подточила первый Союз, разрушила и второй. После поражения Спарты при Левктрах Афины решили, что настало время новой экспансии. Создавая новую державу, они обязались не допускать присвоения их подданными земли за пределами Аттики [1731]. Теперь же они захватили Самос, Херсонес Фракийский, города Пидну, Потидею и Метону на побережье Македонии и Фракии, заселив их афинскими гражданами. Союзные государства протестовали, и многие вышли из Союза. Методы принуждения и наказания, использованные и провалившиеся в пятом веке, провалились и на этот раз. В 357 году восстали Хиос, Кос, Родос и Византий. Когда двое способнейших афинских стратегов, Тимофей и Ификрат, сочли, что неразумно сражаться с флотом мятежников в бурю, народное собрание осудило их за трусость. Тимофей был оштрафован на немыслимую сумму в сотню талантов (600 000 долларов) и бежал; Ификрат был оправдан, но более не служил Афинам. Повстанцы отразили все попытки их обуздать, и в 355 году Афины подписали договор, признавший их независимость. Великий город остался без союзников, без вождей, без средств и без друзей.

Возможно, ослаблению Афин способствовали и более тонкие факторы. Мысль расшатывает любую цивилизацию, украшением которой она является. Ранние стадии национальной истории не богаты мыслью; процветает действие; люди прямолинейны, необузданны, откровенно неуживчивы и сексуальны. С развитием цивилизации, по мере того как обычаи, установления, законы и мораль все более ограничивают активность естественных инстинктов, действие уступает место мысли, воображение — успеху, прямолинейность — хитрости, откровенность — скрытности, жестокость — состраданию, вера — сомнению; поведение становится фрагментарным и нерешительным, осознанным и расчетливым; драчливость переходит в предрасположенность к нескончаемым спорам. Не многие народы смогли достичь умственной тонкости и эстетической чуткости, не пожертвовав при этом мужеством и единством настолько, чтобы их богатство не стало неодолимым искушением для безденежных варваров. Вокруг каждого Рима кружат свои галлы; на каждые Афины есть своя Македония.

Хотя весь четвертый век Сиракузы страдали от постоянных политических неурядиц, они оставались одним из самых богатых и сильных городов Греции. Беззастенчивый, коварный, тщеславный Дионисий I оказался самым способным администратором своего времени. Превратив остров Ортигию в свою укрепленную резиденцию и окружив стенами дамбу, связывавшую Ортигию с сушей, он почти полностью обезопасил себя от любой атаки, а удвоив жалованье солдатам и одержав с ними легкие победы, добился личной преданности своей армии, поддерживавшей его на престоле в течение тридцати восьми лет. Упрочив свою власть, он отошел от жестокой поначалу политики, на смену которой пришла примирительная мягкость и некая разновидность эгалитарного деспотизма [1732]. Он наделил лучшими земельными участками своих офицеров и друзей и (в качестве военной меры) расселил во всех домах на Ортигии и дамбе своих солдат; вся остальная земля Сиракуз и окрестностей была распределена поровну среди населения — свободных и рабов. При нем Сиракузы процветали, хотя он обложил народ почти столь же тяжкими податями, как и собрание — афинян. Когда женщины стали чересчур нарядными, Дионисий объявил, что во сне ему явилась Деметра и потребовала, чтобы он приказал сложить все женские драгоценности в ее храме. Он повиновался богине, а большинство женщин повиновались ему. Вскоре после этого он взял эти украшения у богини «взаймы», чтобы профинансировать военную кампанию [1733].

В основании всех его замыслов лежала твердая решимость изгнать карфагенян из Сицилии. Завидуя Ганнибалу, в распоряжении которого при осаде Селинунта находились стенобитные машины, Дионисий собрал у себя на службе лучших механиков и инженеров Западной Греции и поставил перед ними задачу усовершенствовать орудия войны. Наряду со множеством новых защитных и наступательных приспособлений они изобрели katapeltes , или катапульту, для метания тяжелых камней и тому подобных снарядов; это и другие новшества попали из Сицилии в Грецию и были переняты Филиппом Македонским. Был проведен набор наемнической армии, и оружейники Сиракуз изготовили неслыханное количество оружия и щитов, призванных отвечать навыкам и умениям всех задействованных подразделений. До сих пор сухопутные сражения греки вели исключительно силами пехоты. Дионисий организовал большой кавалерийский отряд, подав тем самым пример Филиппу и Александру. В то же время он нашел средства на постройку двухсот кораблей, в основном квадрирем и квинкверем; столь быстрой и мощной армады Греция еще не знала [1734].

К 397 году все было готово, и Дионисий направил в Карфаген послов с требованием освободить из-под власти карфагенян все греческие города Сицилии. Предвосхищая отказ, он предложил этим городам изгнать своих иноземных правителей. Так они и поступили; все еще храня в памяти резню, учиненную Ганнибалом, разъяренные повстанцы предали смерти и пыткам, редко использовавшимся греками, всех карфагенян, которые попали к ним в руки. Дионисий приложил все усилия, чтобы прекратить эту кровавую бойню, надеясь продать пленников в рабство. Карфаген переправил на остров огромное войско во главе с Гимильконом, и боевые действия велись с перерывами в 397, 392, 383 и 368 годах. В конце концов Карфаген вновь получил то, что отнял у него Дионисий, и после кровопролития все вернулось к исходному состоянию.

То ли из жажды власти, то ли полагая, что лишь объединенная Сицилия сможет покончить с карфагенским правлением, Дионисий тем временем повернул оружие против греческих городов острова. Подчинив их своей власти, он переправился в Италию, захватил Регий и овладел всем юго-западом полуострова. Он напал на Этрурию и забрал тысячу талантов из этрусского храма в Атилле; он намеревался разграбить святилище Аполлона Дельфийского, но не успел. Греция скорбела о том, что в один и тот же год (387) свобода пала на западе и была продана за персидское золото на востоке. Три года спустя Бренн и галлы, торжествуя, стояли у врат Рима. Повсюду варвары, окаймлявшие греческий мир, становились сильнее, а опустошение, учиненное на юге Италии Дионисием, подготовило захват греческих поселений сначала коренными племенами, а затем полуварварами из Рима. На следующих Олимпийских играх Лисий призвал Грецию осудить нового тирана. Толпа напала на шатры посольства Дионисия и отказалась слушать его стихи.

Тот самый деспот, который, захватив Регий, предложил его жителям свободу, если они доставят ему почти все свои припрятанные богатства в качестве выкупа, а когда богатство было ему выдано, продал их в рабство, был человеком высокообразованным и гордился своим пером не менее, чем мечом. Когда поэт Филоксен на вопрос Дионисия, что тот думает о его стихах, назвал их бездарными, тиран сослал наглеца в каменоломни. На следующий день диктатор одумался, освободил Филоксена и задал пир в его честь. Но когда Дионисий принялся читать свои новые стихи и попросил Филоксена высказать о них свое мнение, поэт велел слугам отнести его обратно в каменоломню [1735]. Несмотря на такие разочарования Дионисий покровительствовал литературе и искусствам и какое-то время был рад принимать при своем дворе Платона, который путешествовал тогда (387) по Сицилии. Согласно широко распространенной традиции, сохраненной у Диогена Лаэртского, философ осудил диктатуру. «Твои речи, — сказал Дионисий, — это речи выжившего из ума старика». — «А твой язык, — отвечал Платон, — это язык тирана». Говорят, что Дионисий продал философа в рабство, откуда тот был вскоре выкуплен Анникеридом Киренским [1736].