Эккехард Клюг - Княжество Тверское (1247–1485 гг.)

«Того же лета (1370) князь великии Михаил о Александровиче послалъ на Москву владыку любви крепити. Они же владыку отъпустили съ Москвы, а ко князю великому Михаилу пославъ целование сложили по Оспожине дни на о день» [782].

Месть Москвы за поражение, понесенное в конце 1368 г., не только готовилась загодя, но и была освящена высшим духовным авторитетом Руси: митрополит Алексей вместе с великим князем Дмитрием принесли константинопольскому патриарху жалобу на русских князей, поддерживающих язычников-литовцев против Москвы, вопреки принесенной ими Москве присяге. Из ответного послания патриарха Филофея от июня 1370 г. следует, что Алексей отлучил этих князей, т. е. тверского и смоленского. Патриарх утвердил это церковное наказание и выдвинул в качестве условия его отмены присягу на верность Москве [783]. Тем самым Алексей полностью превратил пост митрополита в орудие московской политики; тем самым, однако, продолжал разрушаться его общерусский авторитет. В следующем году в Константинополе появился некий архимандрит из Твери, защищавший политику своего князя перед патриархом [784].

Когда после расторжения мира в августе 1370 г. московские войска вновь перешли в наступление, Михаил Александрович явно не видел шансов на успешную защиту своей земли. Он снова бежал в Литву. Московское войско опустошало в первую очередь западную часть тверской территории, где в основном и располагались вотчины Михаила Александровича. Москвичи стояли в Родне, местечке на Волге между Новым Городком (Старицей) и Зубцовом [785], потом они осадили Зубцов и сожгли его, предварительно выпустив из города жителей. Непосредственно после этого был взят Микулин, в прошлом — центр удельного княжества Михаила Александровича. Великий князь Дмитрий Иванович Московский воевал

«вся власти и села Тверскиа повоева и полезнее и пусто сътвори; а людей многое множество въ полонъ по веде и все богатство ихъ взя, и вся скоты ихь взяша въ свою землю; и тако князь велики Дмитрей Ивановичь прииде на Москву съ многимъ богатствомъ и корыстию, и землю свою всю многаго скота наплъниша, и смириша Тверичь до зела» [786].

Михаилу Александровичу между тем не удалось, однако, побудить своего свояка Ольгерда к новому выступлению против Москвы. Силы Литвы были связаны серьезным конфликтом с Немецким орденом [787]. Все же Михаилу помогло прибытие в Тверь вскоре после его бегства в Литву двух татарских послов: Каптагая и Тюзака. Они намеревались вручить Михаилу Александровичу ярлык «на Тверское княжение» [788]. Этим объясняется и отсутствие летописных сообщений о нападении москвичей на саму Тверь. После вмешательства татарских послов великий князь Дмитрий явно отозвал свои войска с тверской территории. Если доверять уже цитировавшемуся известию, московским нашествием должны были быть затронуты «вся власти и села Тверские», но конкретно в нем названы лишь районы, расположенные в западной части великого княжества Тверского. Таким образом, вопрос о том, к кому перешла теперь власть над великим княжеством Тверским, оставался на некоторое время открытым: Михаил Александрович пребывал в изгнании, а его двоюродный брат Михаил Васильевич Кашинский не мог утвердиться на его месте в качестве правомочного правителя Твери по причине отсутствия у него татарского ярлыка [789].

В этой ситуации Михаил Александрович решился на «открытое противостояние властным устремлениям Москвы, объявив о своих притязаниях на владимирский престол» [790]. Вскоре после московского нападения [791]он поехал из Литвы в Орду. Это был хорошо рассчитанный шаг, посредством которого великий князь тверской в свою очередь ставил Москву в весьма тяжелое положение. Между тем в Орде подходил к концу период междоусобиц. Политику татар определял теперь в качестве единоличного правителя хан Мамай; от него Михаил Александрович и получил ярлык на великое владимирское княжение:

«И вземъ ярлыкъ и вышелъ былъ на княжение на великое, зовучися самъ князь великыи [792]. Они же не приаша его; не тъкмо же не приаша его, но и переимали его по заставамъ и многыми пути ганялися за нимъ, ищуще его и не стигоша его» [793].

Попытка Михаила реально овладеть землями, относящимися к великому княжению владимирскому, натолкнулась на силу, которую имели в этих землях московские правители. Никоновская летопись сообщает, что Михаил, узнав из Москвы о новых готовящихся против него мерах [794], снова бежал в Литву.

В конце ноября 1370 г. Ольгерд выступил в свой второй зимний поход против Москвы. После безуспешной попытки взять Волок Дамский литовское войско 6 декабря подошло к Москве. Загородье и посад, незащищенные или легко защищенные поселения ремесленников и торговцев, были частично разрушены и сожжены. Литовцы стояли под Москвой восемь дней. Однако Ольгерда очень обеспокоил сбор войск в Перемышле, примерно сорока пятью километрами южнее Москвы. Владимир Андреевич Серпуховской, двоюродный брат великого князя Дмитрия, соединял в Перемышле свое собственное войско с рязанскими отрядами, во главе которых стоял князь Владимир Дмитриевич Пронский. Узнав об этом, Ольгерд

«оубояся и начатъ мира просити, князь же великии Дмитрии вся съ нимъ миръ до Петрова дня (т. е. до 29 июня 1371 г.). А Олгердъ въсхоте вечнаго миру, а хотя дати дщерь свою за князя Володимера Андреевича, еже и бысть. И тако помирився отъиде о тъ Москвы и възвратися въ свою землю и идяше съ многымъ опасениемъ озираяся и бояся за собою погони» [795].

Это сообщение Рогожского летописца весьма непосредственно и без всяких прикрас выражает недовольство, с которым тверичи прореагировали на поведение Ольгерда. Побудительные мотивы великого князя литовского не ясны. Может быть, он рассчитывал на быстрый успех, как в конце 1368 г., и был теперь обеспокоен перспективой вовлечения в длительное столкновение с Москвой; уже говорилось, что Ольгерду приходилось одновременно заботиться и о безопасности «второго фронта» Литвы, границы с орденскими землями. Возможно также, что И. Б. Греков прав, и Ольгерда ввело в заблуждение приобретение Михаилом владимирского княжения. Литва, собственно, не была заинтересована в том, чтобы Тверь заняла место Москвы [796]. Если бы Тверь хоть единожды превратилась в политический центр Руси, то уже в силу своего географического положения она должна была сделать своей главной целью защиту Суздальской земли от Запада. Это неизбежно повлекло бы за собой столкновение с Литвой, поскольку Ольгерд стремился к дальнейшему расширению сферы своего влияния на Восток [797]. Иными словами, литовский великий князь был весьма заинтересован в том, чтобы Тверь продолжала играть роль своеобразного «балансира», ограничивая верховную власть Москвы на русском северо-востоке и представляя собой литовский форпост в Суздальской Руси в силу своей зависимости от литовской поддержки. Превращение Твери в главную силу Суздальской Руси было так же мало выгодно литовцам, как и усиление Москвы.