Владимир Пашуто - Образование Литовского государства

Стремясь изобразить ливонскую колонию процветающей, автор славит деву Марию, которая «истребила Свельгате и множество других князей и старейшин литовцев» [617] Там же, XXV, 2. , однако бесспорно, что Литва (не говоря уже о Руси) оставалась грозным соседом, вооруженная борьба с которым вскоре зайдет в тупик и жизнь заставит преемников Альберта под нажимом рижского бюргерства искать, вопреки Ордену, соглашения и даже союза с Литовским великим княжеством. Впрочем Генрих сам признает, что не стремился к исчерпывающему освещению событий в хронике: дел славных было много, «все их нельзя ни описать, ни упомянуть, чтобы не навеять скуки на читателей» [618] Там же, XXIX, 9. .

Хроника содержит немало фактов, позволяющих составить представление о мужественной борьбе за независимость латышей и эстонцев и об участии Литвы в их борьбе. Сопротивление этих народов врагу ослабляло нажим рыцарей на Литву, содействовало ее борьбе за самостоятельность. Судьба этих народов явилась историческим уроком и для Литвы.

Сведения хроники интересны еще в одном отношении. Мы почти не имеем письменных источников об экономике Литвы догосударственной поры и потому нам далеко не безразлично, как жили ее прибалтийские соседи — пруссы, латыши, эстонцы, которых Литва несколько опередила в общественном развитии.

Из обмолвок Генриха мы получаем безусловно достоверные сведения о богатстве латышско-эстонских земель. Об одной эстонской деревне хронист пишет, что она «очень красива, велика и многолюдна, как и все деревни в Гервене, да и по всей Эстонии, но наши не раз впоследствии опустошали и сжигали их» [619] ГЛ, XV, 7. . Местные жители поддерживали торговые связи с соседями: на Готланде они получали соль, шерстяные ткани [620] Там же, I, 11; XIV, 3 и стр. 461. См. М. X. Шмидехельм-2, стр. 182, пр. 8. и пр.; сааремаасцы продавали захваченных в Швеции пленных и вообще добычу — куршам и другим язычникам [621] Там же, XXX, 1. , под которыми можно разуметь и литовцев. Эсты выводили в море огромный флот — 300 кораблей, «помимо малых судов» [622] Там же, XV, 3. ; сааремаасцы — 200 кораблей [623] Там же, XIX, 5. (на корабле помещалось 30 человек [624] Там же, VII, 2. ). Когда Генрих пишет, что приморские эсты могли выставить «много тысяч всадников и еще большее число людей на кораблях» [625] Там же, XV, 3. , то за его словами также угадываются сотни кораблей.

Заметными торговыми центрами, в частности Подвинья, были и «место Рига» [626] Там же, II, 4; IV, 3, и стр. 462. и Земгальская гавань, которую папа в 1200 г. запретил посещать иностранным Купцам, торговавшим в Земгалии [627] Там же, IV, 6. . Рига, конечно, существовала и до прихода рыцарей: ведь уже в 1205 г. здесь видим немалое земгальское население, — князь Виестард «из отдельных домов в Риге» собирал припасы для своего войска [628] Там же, IX, 3. . Едва ли все эти дома выросли за четыре года. Ливы принимали иноземных купцов [629] Там же, II, 10. .

Хроника свидетельствует о старом, налаженном торговом пути через эти земли во Псков (еще до 1200 г. туда ехали купцы и были ограблены в Уганди на сумму более 900 марок [630] Там же, XI, 7. ); немецкие купцы из Смоленска, русские — из Полоцка вместе с представителями Риги в 1211–1212 гг. обсуждали вопрос «о безопасном плавании купцов по Двине», чтобы, «возобновив мир, тем легче противостоять литовцам» [631] ГЛ, XVI, 2; XIV, 9; XV, 2. . Нет нужды умножать примеры, ясно и так, что соседи Литвы ведут оживленную торговлю, которую при удобном случае сочетают с грабежом; в этой ранней форме торговли участвует, понятно, и Литва, но хронист, по известным уже нам мотивам, отразил лишь одну сторону дела — грабежи. Рифмованная хроника отчасти восполняет этот пробел.

Немецкие рыцари принесли эстонско-латышским землям разорение и горе. Они не только наложили на население бремя поборов и повинностей, они подчинили себе «мирское право», узурпировав прежде всего карательные функции общин, «карая кражи и грабежи, возвращая несправедливо отнятое» [632] Там же, X, 15. . Как они это делали, видно из обмолвки Генриха, что «все было испорчено действиями разных гражданских судей-мирян, которые, выполняя судейские обязанности, больше заботились о пополнении своих кошельков, чем о божьей справедливости» [633] Там же. ; не случайно восставшие истребляли судей [634] Там же, XXVI, 5–7 (1223 г.). . Страшный мор — одно из последствий завоевания — постиг Ливонию уже в 1211 г. [635] Там же, XV, 7.

Хроника не оставляет сомнений в том, насколько напряженным было положение в эстонско-латышских землях под властью рыцарей; Генрих призывает соратников к осторожности, ссылаясь на гибель неправедных судей: «представьте очами мысли вашей жестокую смерть тех, что были тяжким бременем для подданных девы Марии»; она радуется «не большому оброку, который обычно платят новообращенные, не деньгами она умилостивляется, что отнимают у них разными поборами, не тяжко иго ее» [636] Там же, XIV, 2. . Разумеется, дева не отвергает оброка и денег, но тяжко иго власти рыцарей [637] Там же, XXIX, 3. , все больше выходивших из повиновения епископу.

Наконец, следует обратить внимание еще на одну черту хроники — терминологическую, в частности, на обозначения в ней людей власть имущих. Гусских князей хронист везде именует reges (дважды о Вячко и однажды о Владимире Мстиславиче — regulus ) [638] Там же, IX, 10; XI, 9; XV, 13. , т. е. ставит их вровень с королями Дании, Швеции, Германии, а иногда дает им, как отметил С. А. Аннинский, в частности князю новгородскому, реже князю полоцкому, и однажды великому князю киевскому, даже титул magnus rex [639] ГЛ, XV, 8; XXI, 2; XXV, 2; XX, 3; XXV, 2; XXV, 1 и стр. 455. . Иное дело — литовские предводители дружин — их Генрих представляет как «князей и старейшин литовцев» — princeps ас seniores (1213, 1220 гг. [640] Там же, IX 1 . Свельгате — homo dives et prepotens ; XVII, 6. Стексе — dux et princeps ; ХIII4; XVII3. Даугеруте — potentior de Lethowia ; XXV, 2. ).

Попытаемся установить, что скрывается за этими терминами. Латышская и эстонская знать фигурируют под теми же названиями, что и литовские князья, — senior , изредка princeps ас senior [641] Там же, X, 8; XXI,2. ; лишь перебежчик Каупо, пользующийся особым вниманием хрониста, однажды назван quasi rex et senior [642] Там же, VII, 5. .

Кто же эти люди по своему имущественному и общественному положению? Лив Каупо однажды потерял свое добро, его противники «имения его ( bona eiusdem ) разорили пожаром, поля отняли, ульи переломали» [643] Там же, X, 13 (1206 г.); ср. pars Cauponis (XI, 3), pars Dabrelis (XIV, 10). . Эст Лембиту — один из «старейшин» Саккалы [644] Там же, XV, 1. ; вначале он выступал и против Ордена, и против Руси [645] Там же, XV, 10 (1212 г.). , но позднее упорно боролся с рыцарями, предводительствуя войском до 6 тыс. человек [646] Там же, XXI, 2 (1217 г.). . В хронике упоминается «деревня Лембиту», где была майя — сборный пункт эстов [647] Там же, XV, 7. ; его замок Леоле, видимо, хорошо укреплен: рыцари потратили на осаду три дня; он имел вал из земли и бревен. В замке укрывалось немало людей; когда он был взят, то «приняли крещение вероломный Лембиту со всеми прочими, женщинами, детьми и мужчинами, что были в замке», там войско рыцарей «разграбило все добро, угнало коней, быков и весь скот, захватило много добычи», а «старейшин ( seniores ) замка, Лембиту и других, увело с собой» [648] Там же, XVIII, 7. . Видимо, Лембиту — самый крупный из этих старейшин и потому деревня названа по его имени. Когда Лембиту пал в битве [649] Там же, XXI, 3. , то рыцари заняли его деревню, где брат его просил у них мира [650] Там же, XXI, 5. , т. е. налицо — наследственная собственность и власть среди эстонской знати.