Андрей Прокопьев - Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Усиливалась взаимосвязь с территорией « земских городов » (« Landesstädte »). Конфессиональное однообразие, унификация церковных структур и интеграция бюргерской элиты в систему княжеского управления все более подталкивали общины в объятия территориально-княжеской власти. Но не стремясь выйти из-под опеки князей, «земские города» располагали довольно большими возможностями для реализации собственных интересов. Верхушка бюргерства, представленная в административных структурах, городские финансы, питавшие княжескую казну, наконец, деятельное участие в сословном представительстве позволяли городам выступать непременными партнерами территориальных государей, пользоваться выгодами сложившегося положения.

Экономическое развитие немецких городов в конце XVI в. было весьма неравномерным. Наметились стагнация и упадок бывших лидеров. На юге прекращается экономический рост швабских городов во главе с Аугсбургом . игравшим при Максимилиане I роль «неофициальной» столицы Империи. В начале XVII в. все более слабели некогда ведущие банкирские Дома Аугсбурга — Фуггеры и Вельзеры, пережившие в XVI в. тяжкие удары в связи с банкротством их коронованых клиентов. Переживают спад горные города Саксонии , главным образом по причине сокращения добычи драгоценных металлов. На севере все более заметным становилось увядание ганзейских балтийских «квартир» . Отчасти это было связано с переносом важнейших торговых сообщений в Атлантику, отчасти — с протекционистской политикой соседних скандинавских держав, во многом и с общей политической нестабильностью, имевшей первоосновой начавшуюся борьбу за гегемонию на Балтике между скандинавскими державами. Ганза распалась в обычных для нее со времен средневековья формах, хотя попытки реанимировать прежние организационные структуры еще встречались в начале XVII в. Последний ганзатаг собрался в 1669 г.

Однако потеря лидерства некогда ведущими экономически развитыми общинами не означала линейного упадка экономики немецкого города. На смену прежним лидерам приходят новые. Расстройство прежних форм торговой деятельности не означало удара абсолютно по всем членам ганзейского сообщества. Части западных ганзейских городов — Бремену и Гамбургу — удалось перестроиться под менявшуюся конъюнктуру. Эти общины продолжали обогащаться и в первой половине XVII в., причем получили весьма существенные дивиденды даже в Тридцатилетнюю войну. Но самые внушительные экономические успехи были отмечены у городов Центральной Германии, где бесспорным лидером стал Франкфурт-на-Майне . Через него осуществлялся важнейший товарооборот между западными и восточными землями Империи, он же стал во второй половине века настоящей столицей биржевого дела, а разорение испанцами Нидерландов, прежде всего Антверпена, привело к притоку в стены Франкфурта состоятельной фламандской купеческо-ремесленной прослойки, что оживило здесь после 1585 г. ювелирное производство и торговлю шелком. Наряду с этим город выступал и как крупнейший центр книгопечатания. В восточном секторе по-прежнему лидирующие позиции занимал Лейпциг , бывший местом проведения сезонных ярмарок и обеспечивавший своими финансами саксонских Веттинов. Во Франконии роль доминирующей общины сохранял Нюрнберг , хотя и утративший былой блеск исключительного торгового посредника Германии и восточной Европы, прежде всего Чехии и Венгрии, но не лишившийся своих мощных финансовых ресурсов и важных региональных и интеррегиональных ярмарок. В начале XVII в. можно заметить своеобразную реструктуризацию банковского дела в немецких городах. Место прежних лидеров Фуггеров и Вельзеров занимают банки Гамбурга (1608), Нюрнберга (1621), а также крупные банкирские Дома Лейпцига.

Вместе с тем в конфессиональную эпоху менялись социальные позиции бюргерства. Если Реформация очевидно дала последний в истории Старой Империи импульс к усилению бюргерского сословия, если времена Карла V были еще отмечены выдающейся ролью неаноблированных выходцев из патрициата, к примеру, канцлера Георга Сигизмунда Зельда или замечательного баварского дуэта Иоганна и Леонарда Экков, то спустя полвека лидерство дворянства практически во всех политических и административных сферах Империи и ее территориальных структур стало неоспоримым фактором. Бюргерство уходило из надворных и тайных советов императоров и территориальных государей, оно уступало дворянству места и в реформированных администрациях духовных княжеств, и в католических епископствах. Все более характерным — как показатель высокого статуса традиционной дворянской элиты — становилось стремление горожан, состоявших на службе у князей и короны, заполучить дворянство и влиться в ряды благородного сословия. В начале XVII в. полным ходом шло одворянивание бюргерской верхушки. Патрицианские роды Страсбурга, Нюрнберга и Аугсбурга получали дворянские дипломы и стремились выступать на равных, по меньшей мере, с местным имперским рыцарством. Верхняя граница бюргерского сословия на стыке с дворянством становилась проницаемой именно «снизу», со стороны патрицианской, академической, административно-служебной элиты бюргерства.

Вместе с тем все более жестко фиксировалось расслоение горожан в стенах самих городов по линии «патрициат — ремесленные цехи — городские низы». Наблюдался процесс олигархизации городских общин, прежде всего крупных имперских городов, где власть сосредотачивалась в руках нескольких купеческих семей. Подобно дворянству, укреплявшему свои позиции в структуре сословного общества, бюргерская элита утверждалась на уровне городов. Господство патрициата носило традиционные формы клановой системы, патронажа и клиентелы, свойственные вообще сословному обществу Старой Европы. Никогда до XVI в. в немецкой истории столь ярко не проявлялось могущество купеческо-ремесленных гильдий и братств, никогда до этого оно не приобретало столь стабильные и знаковые формы. Причем именно во второй половине XVI в. мы видим постепенный спад более или менее крупных городских движений, направленных против засилья купеческой олигархии. Формы власти становились более прочными, религиозная монолитность позволяла рассчитывать на устойчивость правительственных структур. Тем не менее не существовало твердых гарантий от порой острых кризисов. Между 1580 и 1620 гг., особенно в старых северных ганзейских городах, прокатилась настоящая волна внутриобщинных смут (в Данциге, Висмаре, Гамбурге, Штральзунде). Однако самым ярким примером, пожалуй, может служить движение Винцента Феттпмильха во Франкфурте-на-Майне в 1612–1614 гг.