Денис Хрусталёв - Ледовое побоище в зеркале эпохи [Сборник научных работ, посвященный 770-летию битвы на Чудском озере]

Исходя из двух выделенных значений лексемы бронник можно предположить два возможных варианта происхождения топонима: либо в этом населённом пункте находился военизированный отряд, что более вероятно, учитывая экстрлингвистические факторы, либо здесь жили оружейники.

По данным XVI–XVII веков в Бронницком погосте Деревской пятины Антониеву монастырю принадлежали земельные владения с подвластным ему крестьянским населением. Несудимая грамота Василия III 1524 года освобождала крестьян Антониева монастыря, в том числе и проживавших в Бронницком погосте, от суда архиепископа. Право суда над подвластными крестьянами передавалось игумену. Исключение составляли дела, связанные с «душегубством и разбоем», а также конфликты с городскими жителями. В первом случае суд вершили наместники великого князя, во втором сместном суд: игумен с наместниками, дворецкими и волостителями [941].

По описи монастыря 1696 года в Бронницком погосте за ним числилось 62 крестьянских двора [942].

Грамоты великих князей и другие документы монастырского архива долгое время хранили память о важнейшем пожаловании, сделанном Александром Невским в Бронницах и позднее расширенном с помощью купли или дарения.

Неслучайно, что начавшееся при Петре I возвеличивание культа Александра Невского не прошло в монастыре бесследно и ознаменовалось строительством храма в честь святого благоверного князя.

В 1698 году к надвратной церкви Сретения, переосвящённой в XVI веке в честь Иоанна Списителя Лествицы, с севера пристроили одноэтажный каменный больничный корпус с церковью Александра Невского. В стену здания заложили плиту с пространной надписью, в которой сообщались принятые в таких случаях сведения: имена правителей, при которых возводилась постройка («царя и великого князя» Петра I, патриарха Кир-Адриана, новгородского митрополита Иова), её назначение: «на жительство и покой скорбным и престарелым братиям», а также имя главного устроителя и вкладчика Петра Матвеевича Апраксина. Кроме него средства на строительство жертвовали и жители Новгорода [943].

Апраксин занимал в то время должность новгородского воеводы и ближнего окольничьего. Известно, что в 1696 году он вложил в монастырь серебряный кубок.

Младший брат Петра Матвеевича Фёдор Матвеевич входил в ближайшее окружение Петра I. В 1707 году он получил звание генерал-адмирала, удостоился графского титула. С 1717 года возглавлял Адмиралтейств-коллегию, с 1726 года стал членом Верхового Тайного совета. Апраксин много сделал для строительства русского флота — участвовал во многих военных сражениях, в том числе при взятии Выборга в 1710 году, а в 1714 году командовал сражением со шведами у Гангуга.

Братья Апраксины породнились с царским родом благодаря женитьбе брата Петра I Фёдора Алексеевича на их сестре Марфе [944]. Род П.М. Апраксина как вкладчика, записан в упомянутом ранее Синодике Антониева монастыря [945].

Посвящение больничной церкви в Антониеве монастыре в честь Александра Невского, без сомнения, связано с тем, что Пётр I возвёл почитание святого благоверного князя Александра Невского на общегосударственный уровень. Особенное возвеличивание его культа произошло после основания Петербурга в 1703 году и Александро-Невской лавры в 1710 году, куда по указу государя в 1723–1724 годах из Владимира перевезли мощи князя [946].

Богато украшенная ладья с мощами, следовавшая водным путём (по Мсте) в Новгород через Бронницы, останавливалась в двух местах: в Юрьеве и Антониеве монастырях, что, конечно, объяснялось особым почитанием князя в этих монастырях [947]. В Юрьеве монастыре покоились мощи его брата Фёдора и матери Ефросиньи.

С петровского времени указом Синода (1724) Александра Невского было принято изображать только в княжеских одеждах. На некоторых иконах он представлен на фоне Александро-Невской лавры [948].

В Описи Антониева монастыря 1916 года при входе в придел Грузинской иконы Божией Матери упомянута икона святого благоверного князя Александра Невского, изображенного в рост в княжеской одежде с Александро-Невским монастырем [949].

На медном покрытии («одежде») престола в приделе св. Антония Римлянина среди 8 рельефных чеканных изображений святых, расположенных по сторонам 4-х центральных композиций («Тайная вечеря», «Положение во гроб», «Воскресение Христово», «Снятие со креста») опись 1916 года упоминает Александра Невского, а кроме него святителя Василия Великого, епископа новгородского Никиту, особо почитаемого в Антониевом монастыре, Иоанна Богослова, Антония Римлянина, св. Вениамина, Онуфрия Великого и Петра Афонского [950]. Подобный покров мог быть устроен не ранее XVIII века. Как и икона при входе в придел Грузинской иконы Божией Матери, так и изображение Александра Невского на престоле свидетельствуют о продолжении ранней традиции его почитания и в поздний период монастырской истории.

Таким образом, исторический факт пожалования Александром Невским Бронницкого перевоза через реку Мсту обернулся особым его почитанием в Антониевом монастыре, продолжавшимся на протяжении многих столетий. Характер самого пожалования вносит дополнительные штрихи к портрету новгородского князя как государственного деятеля и стратега.

С одной стороны, пожалование было выгодно монастырю, т. к. оно приносило немалый доход в монастырскую казну. В то же время монастырь был включён в сферу государственных интересов: он нёс постоянную службу по обеспечению безопасности важнейшего участка водного пути, который вёл в Низовские русские земли.

Хорошо известно, что битве князя Александра Невского с Ливонским орденом на Чудском озере в 1242 году, известной как Ледовое побоище, предшествовала оккупация орденом Пскова, имевшая место в 1240 году. В рамках советской историографии это событие воспринималось как акт агрессии немецких феодалов, которая была направлена против русских земель и являлась частью генерального плана порабощения русских земель, инспирированного папской курией [951]. В последние годы, однако, отношение к данному событию в кругу российских историков стало заметным образом меняться. В зоне их особого внимания оказался весь спектр новгородско-псковских противоречий, а также характер и последствия внутриполитической борьбы в самом Пскове, которые оказали немалое воздействие на развитие русско-ливонского конфликта 1240–1242 годов [952].

Свидетельства псковских и новгородских летописей, а также ливонские источники — главным образом, «Хроника Ливонии» Генриха Латвийского первой половины XIII века [953] и «Старшая Рифмованная хроника» конца столетия (далее ЛРХ) [954], — рисуют картину весьма напряженных отношений между Псковом и Новгородом, в чьем формальном подчинении он находился. Псков, который благодаря взаимовыгодной торговле с ливонскими городами стремительно развивался, стремился к обретению независимости, что не могло не отразиться на его внешнеполитическом курсе. Глубина противоречий между Новгородом и Псковом, обозначившиеся в первой половине XIII века и сыгравшие не последнюю роль в событиях начала 1240 годов, являются объектом предлагаемого исследования.