Борис Флоря - Куликовская битва. Сборник статей

В исторических судьбах Русской земли XIII–XV вв. эта прогрессивная тенденция прослеживалась сначала в существовании «полицентризма» Русской земли, а потом в развитии двух параллельно формировавшихся и синхронно разраставшихся за счет древнерусских земель Владимирского великого княжения и Литовско-Русского государства. Эта тенденция обнаруживалась как в сфере их конкретной политики, так и в области идеологии; она проявлялась не только в общности политического, социального и культурного развития этих государств, но и в параллельной их борьбе за утверждение своего влияния на древнерусских землях.

Говоря об истории Руси конца XIV в., Б. А. Рыбаков подчеркивал, что в эту эпоху не преодоленной еще феодальной раздробленности, в тяжелую годину иноземного ига все интенсивнее становился процесс объединения русских земель, все активнее разворачивалась борьба за восстановление «былых пределов древнерусской народности», все шире становился круг сторонников «передовой, прогрессивной идеи единства Руси». Именно в это время, по мнению Б. А. Рыбакова, оказывался все более заметным «интерес к общерусской истории на широком фоне истории сопредельных стран», все очевиднее становилась потребность в создании памятников, способных «напомнить всем русским людям от Дуная до Устюга, от Немана до Дона о том, что некогда все они составляли единое целое, что все они объединены единством языка и культурных традиций» [453].

Однако, признавая наличие общерусской тенденции в политической и идеологической жизни двух феодальных государств Восточной Европы XIV — начала XV в., мы должны констатировать, что эта закономерная и прогрессивная тенденция в историческом развитии Русской земли не привела к тем результатам, к каким она привела феодальную Польшу на рубеже XIII–XIV вв.; на обширных русских землях эти объединительные процессы были блокированы сложными обстоятельствами политической жизни данного региона, в частности активным противодействием ряда международных факторов, среди которых политике Ордынской державы принадлежала весьма важная роль.

При изучении обстоятельств утверждения ордынской власти в Восточной Европе в середине XIII в. историк сталкивается с необходимостью выявления ее реальных масштабов, поскольку в историографии, как мы уже знаем, по этому важному вопросу до сих пор нет единства мнений. Мы считаем, что Ордынская держава уже в течение первых десятилетий хозяйничания в Восточной Европе добилась установления своего контроля над всеми территориями, входившими в состав Древнерусского государства. Об этом свидетельствуют прежде всего сам ход военных операций 30–50-х годов XIII в., а также комплекс административно-политических мероприятий, распространенный на все русские земли. Об этом говорят материалы русских летописей, а также такие памятники, как «Слово о погибели Русской земли» (середина XIII в.). Общерусские масштабы распространения ордынской власти подтверждались и всей ордынской практикой выдачи ярлыков митрополитам всея Руси [454]и князьям всей Русской земли (в частности, князьям Северо-Восточной Руси), а также многим князьям Литовско-Русского государства. О распространении влияния Орды на всю Русь в рассматриваемое время свидетельствовал также факт чеканки и хождения «двуязычных» русско-татарских монет как на северо-восточных территориях Руси, так и на юго-западных русских землях.

При рассмотрении обстоятельств утверждения ордынской власти в Восточной Европе в середине XIII в. историк должен определить и характер политических взаимоотношений Орды с русскими землями, выявить как стратегические цели, так и тактические приемы тогдашней дипломатии Орды в данной части Европейского континента. Мы считаем возможным утверждать, что монголо-татарские завоеватели, хотя и произвели в ходе военных вторжений небывалые по масштабам разрушения многих городов и культурных центров Русской земли, не осуществили радикальной ломки происходивших здесь больших исторических процессов, не парализовали главных тенденций исторического развития феодальной Руси, в частности напряженной борьбы центробежных и центростремительных сил, ставшей традиционной уже во второй половине XII — начале XIII в. Более того, есть основания утверждать, что завоеватели быстро приспособились к этим процессам, встав на путь их умелого использования в интересах упрочения своего господства над приобретенными территориями.

Заботясь о создании максимально благоприятных условий для утверждения и сохранения своей власти над русскими землями, для получения львиной доли «национального дохода» Руси в виде «выхода», «царева сбора» и т. д., ордынские правители делали ставку не на полное торжество центробежной или центростремительной тенденции в развитии феодальных русских княжеств, а на искусственное затягивание борьбы этих тенденций, на разжигание политических распрей между князьями, на сталкивание сил централизации и децентрализации феодальной Руси, с одной стороны, и поощрение соперничества между исторически сложившимися очагами консолидации русских земель — с другой.

На такой характер политики Ордынской державы в Восточной Европе обратил внимание еще К. Маркс: «Традиционной политикой татар было обуздывать одного русского князя при помощь другого, питать их раздоры, приводить их силы в равновесие и не позволять никому из них укрепляться» [455].

Подобное понимание политики и стратегии Ордынской державы подтверждается большим количеством фактов. Так, правители Орды, установив свою власть над разрозненной, политически раздробленной страной, все же сочли нужным сохранить два важных политических института общерусского значения: великое княжение во Владимире [456](параллельно с владимирским столом некоторое время в середине XIII в. функционировал и киевский великокняжеский стол) и митрополичью кафедру в Киеве (митрополита Киевского и всея Руси) [457].

У нас есть основания утверждать, что Орда использовала в своих интересах еще одну важную традицию общерусской политической жизни, которая сложилась и оформилась еще в XII в. и которая сохранилась с теми или иными отклонениями чуть ли не до середины XV в., — традицию, связанную с практикой приглашения в Великий Новгород того русского князя, который представлял в данный момент наиболее сильную, наиболее политически влиятельную княжескую группировку Русской земли. Ордынская держава, видимо, стала использовать эту традицию почти с самого утверждения своей власти в Восточной Европе, причем использовать весьма своеобразно: она выдвигала перспективу одновременного овладения Владимирским и Новгородским княжениями не перед одной влиятельной княжеской группировкой, а по меньшей мере перед двумя такими группировками, что, естественно, усиливало накал борьбы между ними, содействовало взаимоослаблению русских князей, а вместе с тем помогало Орде укреплять свое политическое влияние на русских землях.