Борис Флоря - Куликовская битва. Сборник статей

Итак, самостоятельная былина о Куликовской битве не могла возникнуть в силу специфики эпического отображения действительности. Эпосу чуждо описание конкретного исторического события, он тяготеет к обобщенному образу, выражающему вековые чаяния и ожидания народа. Куликовская битва и хан Мамай отобразились лишь в отдельных мотивах и образах былевого эпоса. Русский эпос, служившийся задолго до 1380 г., в сюжетном отношении после Куликовской битвы не изменился, да и не мог измениться.

Помимо былин в русском народном творчестве этого времени бытовали и духовные стихи. Не отразилась ли эта битва в них? Исследователи давно уже обратили внимание на стих о Дмитрии Солунском — небесном патроне Дмитрия Ивановича Донского. Этот стих рассказывает о победе Дмитрия Солунского (с помощью небесной силы, разумеется!) над Мамаем и освобождении девушек-полонянок. Стих о Дмитрии Солунском — греческого происхождения. Об этом великомученике, пострадавшем во время императора Диоклетиана, давно уже было известно на Руси: Повесть временных лет под 907 г. упоминает о нем при рассказе о взятии Константинополя Олегом: «Hecib се Олег, но святый Дмитрей, послан на ны». Житие Дмитрия Солунского помещено в Минее и в месяцеслове архимандрита Сергия. Икона с изображением Дмитрия Солунского (писанная, по преданию, на гробовой доске великомученика) была в 1380 г. перенесена из Владимира в Москву и поставлена в Успенском соборе. В роду Рюриковичей существовала традиция называть первенца в семье Дмитрием, так было у Ярослава Мудрого, Юрия Долгорукого, Александра Невского, Ивана I, Ивана II, Ивана IV Грозного, Алексея Михайловича.

В русском духовном стихе место сарацин, с которыми сражался греческий великомученик, заняли золотоордынцы во главе с Мамаем, а воин-святой, защитник родного города от неверных сарацин, превратился в героя, защищающего Русь от вражеских полчищ и одновременно выручающего из плена девушек-полонянок [858]. Известна также икона «Святый Дмитрий победи царя Мамая и всю силу его вражью» [859].

Духовные стихи, как известно, создавались и бытовали в специфической среде, испытывавшей сильнейшее влияние со стороны христианства [860]. Путилов, заново обследовавший духовные стихи, отразившие в сдоем содержании Куликовскую битву, подчеркивает несомненное влияние устной фольклорной традиции на духовный стих. Однако говорить о коренной переделке духовного стиха под воздействием Куликовской битвы нельзя. Да, в народном сознании сближались образы Дмитрия Донского и Дмитрия Солунского, но Путилов прав: вытеснения образа греческого святого русским национальным героем не произошло. Духовный стих, правда, приобрел героико-патриотический характер, но не пошел дальше прославления божественной силы как единственной причины победы над нечестивыми монголо-татарами. И в этом смысле духовный стих стоял, конечно, неизмеримо ниже русских героических былин, в которых победа русских над монголо-татарами достигалась мужеством и отвагой богатырей [861].

Обратимся теперь к исторической песне, к тому жанру, истоки которого уходят как раз в это время — в период формирования русской народности и единого централизованного государства. Их своеобразие верно оценено Э. С. Литвиным [862]. Таким преобладающим типом в исторической песне стало описание конкретных, реально существовавших в истории событий с конкретным, реально существовавшим историческим героем. Продолжая традиции былевого эпоса и во многом используя традиционные художественные приемы былин, исторические песни брали за основу своего сюжета действительно происходившие события, важные для той эпохи социальные и внешнеполитические конфликты.

Естественно, монголо-татарское иго породило ряд откликов в фольклорных произведениях того времени, посвященных полону, борьбе русского народа с иноземными захватчиками. В этих произведениях выражалась тревога за судьбы родины, ненависть к иноверцам-поработителям.

В центре начавших возникать в это время исторических песен стоят народные герои, борцы за свободу своего народа. Глубоко прав Путилов, писавший, что «исторические песни — это песни не столько о событиях, сколько о людях» [863]: При этом необходимо подчеркнуть, что герои исторических песен существенно отличаются от героев былин, от богатырей. Герой исторической песни — живой человек, выделяющийся среди других людей не сверхчеловеческой силой, «богатырством», а умом, храбростью, сметкой, уменьем, ловкостью, т. е. обычными человеческими чертами.

Для исторических песен характерна идея общерусского единства, особенно для тех, которые возникли после Куликовской битвы, укрепившей веру в возможность освобождения от иноземного ига. В том, что какие-то фольклорные произведения на эту тему существовали, сомневаться не приходится. Исследователи пытались (и довольно убедительно) выделить в составе древнерусских повестей следы этих начавших создаваться лиро-эпических песен (например, С. К. Шамбинаго выделяет песню о походе новгородцев на помощь Москве [864]). С этим согласны и фольклористы: «Следы исторических песен, в частности связанных с Куликовской битвой 1380 г., обнаруживаются в «Задонщине» и в «Сказании о Мамаевом побоище» [865]. Однако это только следы. Выше была уже сделана попытка объяснить, почему эта битва не нашла своего сюжетного воплощения в русской былине. Но почему же эта битва (равно как и другие крупные столкновения с монголо-татарами — нашествие Тохтамыша 1382 г., стояние на Угре 1480 г. и др.) не послужила поводом к созданию самостоятельной исторической песни?

Полагаю, что причина этого лежит в том, что историческая песня как жанр сложилась только в XVI в. Попытки исследователей «удревнить» этот жанр, отнести время его возникновения к XIII в., к так называемому «рязанскому песенному циклу» (песни о Евпатии Коловрате, об Авдотье Рязаночке и т. д.) подверглись весьма аргументированной и убедительной критике [866]. А. А. Зимин совершенно справедливо сопоставляет возникновение жанра исторической песни с такими явлениями, как «смена актового материала документами приказного делопроизводства, летописного повествования — исторической повестью (и хронографом, добавим от себя! — Л. П .), былин — исторической песнью, иконописания — изображением реального человека» [867]. Конечно, все эти явления не были единовременными. Наоборот, все они были процессами, длившимися во времени. Их корни, безусловно, уходили в предшествовавшие столетия.

Что же касается исторических песен, то хотя они и начали возникать как жанр еще в годы монголо-татарского ига (и произведения на историческую тематику в это время, безусловно, в русском фольклоре существовали), но в самостоятельный жанр в то время они, по-видимому, еще не оформились.