Борис Флоря - Куликовская битва. Сборник статей

Одной из замечательных страниц истории нашей Родины явилась битва на Куликовом поле при впадении р. Непрядвы в Дон (Куркинский район Тульской области) 8 сентября 1380 г., завершившаяся победой русских войск над монголо-татарскими захватчиками. В течение столетий лишь курганы близ р. Непрядвы и церковь с. Монасгыргцина, заменившая некогда поставленную воинами Дмитрия Донского, напоминали о славном прошлом этих мест [868]. Только в середине XIX — начале XX в. здесь появился замечательный ансамбль мемориальных памятников, созданию которого предшествовала длительная история [869].

Беспримерный подвиг русского народа, разгромившего армии Наполеона в Отечественной войне 1812 г., побудил обратиться к тем событиям прошлого, которые были созвучны «славной памяти двенадцатого года» (А. С. Пушкин); открытие в Москве в 1818 г. памятника К. 3. Минину и князю Д. М. Пожарскому, созданного И. П. Мартосом, став патриотическим торжеством, привлекло внимание общественности и официальных кругов к теме защиты Отечества.

Под впечатлением этого тульский гражданский губернатор граф Б. Ф. Васильев в июне 1820 г. решил возбудить вопрос о сооружении памятника, «знаменующего то место, на котором освобождена и прославлена Россия в 1380 г.» [870]Инициатива исходила от директора училищ Тульской губ. С. Д. Нечаева, ревностного любителя наук и просвещения. Он принадлежал к «Союзу благоденствия», был близок с К. Ф. Рылеевым и А. А. Бестужевым, печатался в декабристских изданиях. Внимание декабристов привлекало героическое прошлое русского народа, отсюда и интерес Нечаева к Куликову полю, тем более что «он владел частию сего знаменитого места» [871].

Дворянство выразило готовность почтить память «сынов Отечества» достойным памятником. 9 июля 1820 г. Васильев обратился к генерал-губернатору Тульской, Орловской и Рязанской губерний А. Д. Балашову с просьбой получить согласие Александра I на возведение памятника и сбор добровольных пожертвований «со всех сословий государства». На щедрость тульских дворян не слишком рассчитывали!

Желая привлечь к будущему памятнику общественное внимание, Нечаев поместил на страницах популярного тогда журнала «Вестник Европы» описание Куликова поля и сделанных там находок [872]. Упоминая о «двух значительных возвышенностях» — Красном холме и холме к югу от сельца Куликовка, — он высказал мнение, что одна из них «избрана будет пьедесталом» для памятника.

На постановку его последовало «соизволение императора». Начались подготовительные работы. В августе 1820 г. Балашов обратился к И. П. Мартосу с предложением разработать проект памятника. В ответном письме от 22 августа скульптор раскрыл ему свой замысел [873]. Он мыслил памятник Дмитрию Донскому как полководцу, который «героизмом возбудил мужество своих соотечественников и сотворил поборников, себе достойных». Памятник «по обширности места» требовал величественных монументальных форм, и скульптура «составляла в нем главное». Работа увлекла Мартоса, и 21 октября он уже представил проект памятника Балашову [874]. Мартос трактовал образ Дмитрия «в виде героя сражающегося. Убитый из противников и другой, слабо защищающийся, выражают и превосходство в силах татар, и гибель их на Куликовом поле, и храбрость князя, им противостоящего». Вопреки традиции князь изображался полуодетым, так как в «его время простые воины дрались нередко только в шишаках, легких латах и рубашках, в день же Куликовской битвы он сражался, как простой воин». Тем самым фигура князя становилась обобщенным образом русского воина, олицетворением героического подвига самого народа. Пьедестал, чтобы «общая масса памятника имела более игры и легкости», делался с пролетом. Мартос использовал ту идею памятника — триумфальной арки, которая получила распространение позднее (О. И. Бове, В. П. Стасов). На закате дней прославленный скульптор стремился создать еще одно большое патриотическое произведение.

Васильев, находясь в Туле, сохранил связи в невской столице. Для осуществления своих планов он искал поддержки у влиятельных лиц. Одним из них был археолог и историк, директор Петербургской публичной библиотеки и президент Академии художеств А. Н. Оленин (1769–1843 гг.). От него, безусловно, зависело многое.

Переписка Васильева с Олениным, хранящаяся в Отделе рукописей ГБЛ, которая ранее не привлекала внимания исследователей, объясняет многое в дальнейшей судьбе проекта Мартоса.

Письмом от 22 октября 1820 г. Васильев осведомил Оленина о проведенном осмотре Куликова поля, а также послал ему «как любителю отечественной истории» один из найденных там бердышей [875]. Оленин, отвечая Васильеву 7 декабря 1820 г., сообщал, что Мартос, увидев у него этот бердыш, «непременно хотел употребить его в руках героя русского в памятнике предполагаемом». «Признаюсь Вам, — писал далее Оленин, — что желал бы видеть сей памятник в ближайшем к тому полю городе или даже селении, ибо произведения ваятельного искусства в чистом обширном поле совершенно теряют надлежащий эффект, извините, что нет русского на это слово» [876]. Он прямо высказался здесь против намерения Васильева возвести памятник именно на Куликовом поле.

В ответном письме 17 декабря 1820 г. Васильев, указывая, что «дело на полном ходу…, нетерпение и любопытство многих дошло до степени достаточной, а Иван Петрович Мартос жадничает (подчеркнуто в оригинале. — В. А .) приняться за работу», явно стремился показать, что пересматривать его предложение теперь уже поздно. Но все же он был вынужден признать, что «на Куликовом поле в Епифанском уезде на пространстве диком и глухом едва ли кто воздаст хвалу русскому Фидию». Поэтому Васильев и сделал несколько неожиданное предложение: «Нижегородский гражданин Минин оказался на Красной площади в Москве. Почему же герою Донскому не украсить своим присутствием губернский город Тулу?» [877]

Не исключено, что, хотя документальных свидетельств и нет, обсуждалась возможность постановки памятника Дмитрию Донскому в столице. Только в связи с этим может быть понято страстное обращение Васильева к Оленину: «Молю Вас всем именем древности российской, не отдавайте Дмитрия ни Москве, ни Петербургу…, чем увидеть его на великолепных площадях Ваших, соглашусь скорее, чтобы он поставлен был хотя бы в дебрях, но только тульских» [878]. Он осторожно пытался вернуть Оленина к своему первоначальному предложению.

25 января 1821 г., отвечая Васильеву весьма дружественным письмом, Оленин, однако, остался непреклонным. «Как президент Академии художеств, — писал он, — я протестую (подчеркнуто в оригинале. — В. А .) против сооружения памятника Дмитрию на самом Куликовом поле». Но далее он заявлял, что «готов обеими моими руками» подписать согласие на постановку памятника в Туле. На Куликовом поле он предлагал «воздвигнуть простую, но огромную пирамиду или столп с надлежащей надписью» [879].