Николай Борисов - Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины

В нашей работе используются девять известных в настоящее время лицевых списков «Сказания» [911]. Как отмечал С. К. Шамбинаго, анализировавший списки Ув., М., P 1 ., изображения «восходят к одному художественному оригиналу, значительно более древнему, чем настоящие переводы…» [912] В свою очередь, Л. А. Дмитриев показал, что и другие лицевые списки восходят к одному архетипу [913].

Что касается самого древнего сохранившегося лицевого списка «Сказания» из Лицевого летописного свода, то он, напротив, доносит до нас изображения, отнюдь не самые древние. По справедливому утверждению Л. А. Дмитриева, миниатюры списка «Сказания» из Свода «никак не связаны» с миниатюрами других списков [914]. Более того, можно утверждать, что эти миниатюры являются оригинальными, созданными в 70-е годы XVI в. вместе с особым вариантом Киприановской редакции, написанной специально для Лицевого летописного свода [915].

Созданные и переработанные в различные исторические периоды, миниатюры отразили среду их создания и бытования. В тех случаях, когда содержание изображения изменяется в процессе неоднократных переписок «Сказания», речь может идти и о культурно-историческом развитии миниатюр. Именно поэтому при их изучении было бы методически верным выделять и учитывать поэтапность складывания изображения.

На наш взгляд, миниатюру как культурно-исторический феномен целесообразно рассматривать в двух аспектах. Во-первых, необходимо выяснить, каковы особенности отражения «исторического пространства», связанного с походом Дмитрия Ивановича на Куликово поле. Во-вторых, как художниками осмысляются сами события и действия персонажей.

Миниатюры всех списков «Сказания» (за исключением Лицевого летописного свода XVI в.) сохраняют общую композицию архетипа: движение в них имеет направление слева направо, т. е. напоминает своей логикой процесс письма. При такой композиции, которую условно называют фризовой, или ленточной, события могут развиваться только по горизонтальной линии, что, естественно, препятствует показу какого-либо географического пространства. Композиция такого рода типична для ранних лицевых рукописей, по крайней мере до XV в. [916]

В «многослойных», насыщенных деталями композициях миниатюр Свода уже появляется возможность показать различные направления движения персонажей и более сложное пространство. Здесь присутствуют различные типы изображений, которые условно можно назвать географическими, топографическими, архитектурными. В чем это выражается? В миниатюрах, обозначающих значительное пространство, учитывается ориентировка, принятая в русской средневековой картографии: верх листа обозначает Юг, низ — Север, правая сторона — Запад, левая — Восток. Поэтому движение русских против татар показано справа налево — с запада на восток, т. е. против «восточного царя», каковым, согласно «Сказанию», объявил себя Мамай (илл. 32). Своеобразным ключом к разгадке этой ориентировки являются миниатюры, текст под которыми называет части света [917].

В миниатюрах Свода, в отличие от всех других списков «Сказания», в сценах «городского масштаба» в отдельных случаях можно заметить и элементы топографических обозначений местности. Например, изображая выход войск из Кремля, художник верно показывает расположение трех башен с проездными воротами: Никольскую, Спасскую и Тимофеевскую (О.-П., л. 58 об.). Используемый миниатюристами Свода прием позволяет как бы с птичьего полета показать в составе архитектурных комплексов наиболее известные сооружения Москвы (О.-П., л., 57, 117), Коломны (О.-П., л. 61 об., 56 об.). Правда, когда сооружения не называются в тексте, а только подразумеваются, их образ в значительной степени обезличен.

Из всех компонентов, составлявших историко-географическую среду, связанную с Куликовской битвой, наибольшим вниманием художников пользуются архитектурные сооружения. Да это и понятно: «пожалуй, ни у одного народа средневековой Европы не проявилась с такой ясностью историческая значимость произведений архитектуры. Сооружение зданий в древней Руси очень часто связывалось с определенным событием в поступательном развитии государства или в истории русского народа, память о котором и увековечивалась в данном здании, в его образе. Так здание становилось мемориальным сооружением, «памятником» в буквальном смысле слова» [918]. Своеобразными мемориалами были и те архитектурные сооружения, которые в процессе своего существования связывались с теми или иными историческими событиями, становились их символами. Таковы постройки, изображенные в миниатюрах лицевых списков «Сказания о Мамаевом побоище». Практически все названные в тексте в связи с различными этапами подготовки и проведения похода русских войск на Куликово поле 1380 г. архитектурные памятники нашли отражение в миниатюрах. Среди них — сооружения Москвы, Коломны, Троице-Сергиева и Андроникова монастырей. Центральное место в миниатюрах занимают кремлевские постройки. Однако крепостные стены Кремля лишь изредка удостаиваются внимания миниатюристов, поскольку текст о самой крепости упоминает вскользь. В частности, в связи с изображением возвращения в Москву русского войска на одной из миниатюр показаны две крепостные башни (одна с проездными воротами) и прясло стены (Р 1 , л. 66). Башни увенчаны низкими шатрами. Именно такие покрытия имели кремлевские стрельницы до XVII в. (до 1625 г. — Фроловская, до 80-х годов — остальные). Более того, соблазнительно увидеть в них башни белокаменного Кремля, каковым он был до 80–90-х годов XV в. Об этом, казалось бы, свидетельствует фактура кладки, более крупная, чем кирпичная. Однако следует заметить, что в палатном письме до XVII в. строительный материал, как правило, не обозначался, стены были гладкими [919].

Успенский собор изображается дважды в связи с посещением его князьями Дмитрием Ивановичем Московским и Владимиром Андреевичем Серпуховским накануне битвы: в первом случае князья обращаются к образу Спаса, во втором — к гробнице митрополита Петра или к иконе Владимирской Богоматери [920]. На миниатюре, посвященной обращению князей к Спасу, Успенский собор во всех списках показан одноглавым [921] (илл. 34). Тем не менее разница в этой серии изображений все-таки существует и сводится главным образом к обозначению приделов. Приделы показаны в семи списках. В пяти из них обозначены два придела (Ув., л. 16 об.; Р 1, л. 11; М., л. 9 об.; П., л. 12; У., л. 32); в других списках (М., л. 160 и Б., л. 257 об.) помимо этих двух приделов [922] есть еще третий, показанный несколько в стороне. Без приделов, одноглавым, почти одинаково, изображен Успенский собор в двух миниатюрах из Лондонского лицевого списка (Л. 14 об., середина; л. 15 об., верх) [923]. Примечательно, что на этих изображениях четко видно черепичное покрытие [924]. Одноглавым Успенский собор был до 1472 г., когда старая церковь изрядно обветшала: «ветха и двинулися своды еа древом убо подкреплени быша» [925]. Что же касается приделов, то, вероятно, Дмитровский был возведен одновременно с собором в 1326 г. В 1329 г. был сооружен придел во имя апостола Петра [926]. До начала 70-х годов XV в. Успенский собор имел еще один придел — в 1459 г. была сооружена церковь «Похвала Богородице» [927]. Вероятно, эти приделы и отмечаются в рассматриваемых списках.