Николай Борисов - Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины

Центральными персонажами «Сказания», в том числе и лицевых списков, являются великий князь Дмитрий Иванович и его двоюродный брат, серпуховской князь Владимир Андреевич. Почти во всех списках (Ув., Р 1 , М., У., Р 2 ., Б., П.) эти князья изображаются в коронах. В списке Лицевого летописного свода XVI в. на них княжеские шапки с опушкой. В Лондонском списке XVII в., с наибольшей точностью воспроизводящем изображения протографа XV в. [939], шапки обычные, без опушки (Л., л. 6, 8 об., 10 и др.). Совершенно ясно, что в архетипе лицевого «Сказания» корон еще не было. Они могли появиться в лицевых рукописях только с середины и даже со второй половины XVI в., после венчания Ивана IV на царство. В это время для доказательства царского происхождения Ивана Грозного начинают привлекаться и изобразительные источники. В частности, сам царь пишет, что «скифетродержание в Российской земле от сего великого Владимира… иже царским венцом описуется на святых иконах…» [940] (выделено нами. — В. Ч .). В 70-е годы XVI в., в период создания Лицевого летописного свода, в последнем его томе Иван IV изображался в короне: в первом варианте — с момента венчания на царство, во втором варианте — с рождения [941]. Вероятно, со второй половины XVI в. в короне начинает изображаться и Дмитрий Донской, происхождением от которого гордился Иван Грозный, неоднократно упоминая об этом в своих посланиях [942].

Помимо Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича заметными фигурами в миниатюрах оказываются князья Дмитрий и Андрей Ольгердовичи. Они обычно изображаются в шапках с темными, несколько загнутыми краями (возможно, так показаны шапки с опушкой) и, что для нас особенно интересно, с длинными волосами (Ув., л. 32; Р 1, л. 29 об.; М., л. 11 об.; и др.). Об этом текст умалчивает, значит, здесь художники используют свои представления или предания об Ольгердовичах.

Изобразительный материал лицевых списков «Сказания» отражает наряду с традиционными представлениями русского человека круг его чтения. Художник знает достаточно хорошо не только иллюстрируемый текст, но и содержание некоторых других списков «Сказания» и других произведений.

В некоторых списках (П., л. 7 об.; М., л. 13 об.; Р 1 , л. 19 об.) при изображении переправы помимо князей Дмитрия, Владимира и двух Ольгердовичей показаны двое в княжеских шапках с веслами в руках. Не исключено, что здесь мы видим «сродников» Дмитрия Ивановича, Бориса и Глеба, которые, по словам «Сказания», «путь же ему поведают» на Куликово поле. Они же оказывают «помощь» во время самой битвы [943]. Упоминания о Борисе и Глебе содержатся и в житии Александра Невского — одном из источников Летописной повести и собственно «Сказания» [944]. Борис и Глеб оказывали помощь не только «новому Александру», как «Сказание» называет Дмитрия, но и самому Александру Невскому. Накануне битвы их «видит» в лодке стоящий на стороже Пелгусий Ижорянин: «И рече Борис: «Брате Глебе! Вели грести, же поможем сроднику своему, великому князю Александру… » [945] Единственное известное в настоящее время изображение этого эпизода, отразившегося в лицевом Житии Александра Невского из Лицевого летописного свода XVI в. (ГПБ, F. IV. 233; Лаптевский том, л. 908 об.), дает нам основания говорить о сходной трактовке миниатюристами этого эпизода.

Поединок Александра Пересвета и Темир-Мурзы (Челубея) нашел отражение во всех лицевых списках. Сюжет этот носит характер своеобразной эмблемы Куликовской битвы (Л., л. 38 об.). Здесь — весь драматизм исторического момента и высокая цена достигнутой победы. Поединок — схватка двух сил: на одной стороне — физическая мощь, подчеркнутая более крупными размерами ордынского богатыря; на другой — самоотверженность, сила духа. Русский воин вонзает копье свое прямо в лицо противнику (Ув., л. 53; Р 1 , л. 45 об.; П., л. 24 об.; М., л. 21 об.). Стремление к открытой борьбе с подлым врагом типично для эпохи Куликовской битвы. Еще в сражении на реке Воже в 1378 г. великий князь, как отмечает летопись, «удари в лице» войску мурзы Бегича (выделено нами. — В. Ч .) [946]. Согласие «Сказанию», Дмитрий Иванович и во время Куликовской битвы стремится «прежде сам ис полку своего битися» [947].

В миниатюре из Лицевого свода (О.-П., л. 89 об.) сраженный русский богатырь как бы покрывает своими одеждами тело противника. Никаких пояснений на этот счет иллюстрируемый текст не содержит, зато в отдельных списках распространенной редакции этот факт расценивается как символ грядущей победы: «И ту не возмогша ни един от единаго востати от земли, но вкупе умроша, токмо Пересвет над поганым лежит и всего разразив его, и край манти старьческой сверчь печенега покрыта бысть, а сам Пересвет цел есть, нигде язвы не приим. И от сего мнози уразумеша — верху великаго князя быти над татары, еже и последи бысть» (выделено нами. — В. Ч .) [948]. Осмысление эпизода поединка представляет собой результат самостоятельного творчества миниатюристов, основанного на глубоком и своеобразном понимании значения Куликовской битвы.

В миниатюрах можно заметить и отражение фольклорных мотивов. В некоторых лицевых списках (Ув., л. 67 об.; П., л. 32; М., л. 21 об.; Р 1 , л. 59; илл. 36) у Пересвета вместо щита изображена книга. Символическое значение этой книги еще не вполне понятно. Одна из аналогий, позволяющая несколько прояснить этот вопрос, обнаружена нами в былине «Илья Муромец и Батай», где богатырь Пересчет обладает некоей книгой, по которой определяет час битвы [949].

Дополнительная информация, хотя и неопределенного происхождения, содержится и в последующих миниатюрах. В изображении, сопровождающем текст о бегстве Олега Рязанского из своего стольного города после Куликовской победы (У., л. 74; Р 1 ., л. 65 об.; П., л. 33), помимо упомянутого в тексте Олега показан еще один князь, возглавляющий вместе с ним выход войска из града (илл. 37). Если в персонаже с бородой можно признать Олега, то имя его безбородого напарника представляет загадку. Отдельные списки «Сказания» сообщают, что «князь Олег… бежа и со княгинею и со детми со бояры» [950]. Однако на миниатюрах изображены только два предводителя и их войско. Принимая во внимание полную изоляцию Олега в период Куликовской битвы и широкую информированность об этом русских источников, можно предположить, что под безбородым напарником скрывается тоже рязанец, вероятно наследник Олега — Федор.