Дмитрий Прусаков - Природа и человек в древнем Египте

Спорно, как нам кажется, выглядят и попытки доказать, что весь Верхний Египет уже с начала раннединастической эпохи пребывал под властью одного царя. Например, правителя 0-й династии с условным именем Скорпион считали владетелем территории от Иераконполя (25° с. ш.) до Туры (30° с. ш.) на том основании, что в Иераконполе найдено навершие его ритуальной булавы, а в Туре — фрагмент керамики с приписываемыми его царствованию граффити [ Постовская 1952 ]. Откуда взялись в тех местах упомянутые артефакты, и когда они туда попали, наверное, не скажет никто; вместе с тем примечательны обстоятельства находок: булава была обнаружена под полом храма конца II династии среди, как полагали, "сваленных в яму" предметов самой разной принадлежности, а обломок керамики — в разграбленной могиле. Мы сомневаемся, что подобных улик (каким образом инсигнии представителя правящего царского дома оказались "свалены в яму"?! [23]) достаточно для убедительной аргументации в пользу версии о полновластии в Верховье уже ранних династов. Добавим: хотя в восточной Дельте были найдены сосуд и черепок с cepexaми Хора Нармера [ Bakr 1988 , pl. 1 a , b ], благодаря вышеупомянутому Хасехему доподлинно известно, что, повторим, окончательной гегемонии Юга над Нижним Египтом на заре Раннего царства установлено не было.

Высказанные соображения как будто бы ближе другой гипотезе об объединении Египта в целостное государство, согласно которой этот процесс завершился лишь к началу III династии, а все предшествовавшие Старому царству правители были просто племенными вождями [ Снегирев, Францов 1938 , с. 65, 96]. Вполне очевидно, однако, что известные нам раннединастические лидеры Тина, уже носившие традиционные знаки отличия фараонов, пользовавшиеся частичной фараоновской титулатурой, включенные Манефоном в общий список древнеегипетских монархов и т. п. имели некий выдающийся в сравнении с вождеским общественно-политический статус, возвышавший их над прочими владетельными особами в разных регионах Египта — при том, что, с другой стороны, как представляется, на сегодняшний день нет надежных гарантий, что 0, I и II династии в действительности являлись безраздельными хозяевами Обеих Земель: долины и дельты Нила — или даже какой-то одной "Земли".

Что же, в таком случае, представляло из себя Тинитское царство, рождение которого было приурочено к деятельности едва ли не пары-тройки правителей, а борьба за господство над всей страной затянулась на две-три сотни лет? Может сложиться впечатление, что мы имеем дело с внезапно возникшим на части территории Долины "продвинутым" автономным социально-политическим образованием, уровень самоорганизации которого заметно превосходил средний уровень, характерный для раннединастического Египта в целом. Подобное предположение противоречит распространенному и с формальной точки зрения выглядящему безальтернативным заключению, что, из-за особенностей физической географии Египта, в древности здесь не существовало условий для формирования "изолированных" политий наподобие, например, городов-государств Шумера, и реорганизация преддинастических социальных структур на берегах Нила в направлении государства, раз начавшись, должна была завершиться утверждением во всей стране централизованного деспотического правления [ Дьяконов 1994 , с. 36; ср.: Janssen 1978 , р. 216; Trigger 1993 , р. 8–14; Wilson 1960 , р. 124 ff.] — как то видится и в свете рассмотренной выше обобщенной теоретической модели перехода к государству в Египте. При условии, что и обсуждавшиеся в литературе предпосылки этого перехода, характеризующие его как постепенное развитие, выявлены достаточно корректно, и допущение о быстром локальном выдвижении в долине Нила в конце IV тыс. до н. э. "передового" социального организма с отличительными признаками государственности не опровергается историческими данными, объяснить феномен Тинитского царства можно лишь одним: по-видимому, в ходе эволюции социально-политической системы дофараоновского Египта в какой-то момент имела место аномальная флуктуация , до сих пор не учтенная ни одной из существующих египтологических теорий и спровоцированная неким неординарным явлением, способным вмешаться в первичный эволюционный процесс и внести в него качественные коррективы. В результате этого зигзага эволюции слияние додинастических "номов" Египта в единое государство, вместо того чтобы происходить относительно равномерно во времени и пространстве, похоже, разбилось на две фазы: сначала среди множества самостоятельных и напоминающих друг друга территориальных общин возникла одна, резко выделявшаяся на фоне прочих более высоким уровнем социально-политической организации и ставшая прообразом будущего государства (0-я династия), а затем в рамках такой промежуточной системы, характеризовавшейся значительным региональным дисбалансом общественных сил в долине Нила (Раннее царство), шла окончательная консолидация древнеегипетского этноса, важнейшим движущим стимулом которой на данном этапе, очевидно, являлась борьба коронованных владык Тина за господство в Египте, завершившаяся объединением страны на исходе правления II династии.

Вместе с тем Тинитское царство, стремительно опередившее в развитии остальной Египет — не единственная странность, способная обратить на себя внимание при анализе обстоятельств образования государства фараонов. Странным может показаться и то, что начало древнеегипетской государственности было положено в "отсталом" Верхнем Египте. Как обнаруживается при социоестественном подходе, в силу чисто экологических причин население Верховья в додинастический период в плане социальной эволюции должно было существенно уступать обитателям Дельты, располагавшим несравнимо более подходящими условиями для развития производящего хозяйства и дальнейшего роста самоорганизации; кроме того, ускоренному прогрессу Нижнего Египта благоприятствовали и прямые культурные связи с Передней Азией, которых Долина была лишена или, по крайней мере, не могла иметь в том же объеме. Египтологи уже давно высказали мысль, что цивилизация фараонов зародилась в Дельте [см., например: Breasted 1931 , р. 720]; К. Зете когда-то даже выдвинул гипотезу о гегемонии нижнеегипетского города Гелиополя над всем Египтом, якобы установленной ок. 4240 г. до н. э. в результате военной экспансии северян в Верховье [ Sethe 1930 , §§ 104–162]. Последняя точка зрения, впрочем, не получила единодушного признания ученых: указывалось, в частности, на отсутствие соответствующих археологических данных, а также на неправомерность построения хронологии доисторического Египта на основании ничем не подтвержденной догадки, что египтяне уже в V тыс. до н. э. располагали календарем, отъюстированным с учетом периода Сотис [24][см., например: Чайлд 1956 , с. 28–29, 124; Шолпо 1939 , с. 54; Charles 1957 , р. 252; Emery 1961 , р. 28–29; Massoulard 1949 , р. 432–436]. Как бы то ни было, известно, что окончательно страну объединили верхнеегипетские цари, так что если Дельта когда-либо и обгоняла Верховье по уровню хозяйственной технологии, социальной организации и культуры, то ко времени первых династов от ее лидерства мало что осталось.