Дмитрий Прусаков - Природа и человек в древнем Египте

Согласно синтетическим моделям, учитывающим факторы гляцио-, тектоно- и геоидоэвстазии, североафриканское побережье с дельтой Нила относится к зоне, где уровень моря в послеледниковый период превосходил современный [ Бадюков 1982 , с. 70–71], что как будто бы подтверждается и при изучении морских отложений [ Walcott 1972 , р. 9]. Кроме того, более высокий (до +2 м) по сравнению с сегодняшним океанский уровень, по времени соответствующий климатическому оптимуму голоцена, зафиксирован полевыми исследованиями на берегах Марокко, Западной Сахары и Мавритании [ Devoy 1987 , р. 332–333; Faure 1980 , р. 465–469; Giresse 1989 , р. 134], а также (до +1 м) для аравийского и иранского побережий Персидского залива [ Larsen, Evans 1978 , р. 227–244] и для Индии [ Brückner 1989 , р. 169–194]. В черноморском бассейне, как полагают, послеледниковому температурному максимуму и обусловленному им превосходящему нынешний стоянию водного зеркала должна соответствовать 3–5-метровая терраса [ Федоров 1982 , с. 153–154]. Принимая во внимание, однако, продолжающиеся по сей день споры о реальности подъема уровня Мирового океана в голоцене над современным нулевым репером [см.: Pirazzoli 1996 ], рассматривать подобные результаты как окончательные в настоящий момент было бы, наверное, преждевременно. Неопределенность сохраняется и относительно поведения моря в непосредственно интересующем нас регионе: эвстатической кривой для береговой линии голоценового Нижнего Египта пока не существует [ El-Sayed 1996 , р. 222].

Вместе с тем имеющаяся, пусть и противоречивая, геофизическая информация в сочетании с данными египтологии обеспечивает совершенно новый ракурс и, возможно, дополнительную перспективу исследованию взаимодействия Средиземного моря и дельты Нила в исторический период. Это взаимодействие — одна из важнейших проблем СЕИ древнего Египта, от решения которой во многом зависит общее представление о путях эволюции фараоновской цивилизации.

Чисто географически открытая с севера равнина нильской дельты, переходящая в обширный пологий шельф [ Summerhayes et al. 1978 , р. 44, fig. 1; р. 47, fig. 4], представляла собой с точки зрения разнообразных воздействий со стороны моря крайне уязвимое пространство. Можно вспомнить, например, о большой вулканической активности ряда районов Средиземноморского бассейна, и в частности, мощнейший вулкан Санторин в кикладском архипелаге Эгеиды [см.: Fouque 1879 ], извержения которого порождали высокие (в десятки метров) волны цунами, являвшиеся для низменной Дельты вполне реальной угрозой [ Дугинов, Стрекалов 1997 , с. 142–151; Нинкович, Хейзен 1969 , с. 354–360, 364–367; см. также: Galanopoulos 1960 ].

Вместе с тем экологические катастрофы такого рода в историческом Средиземье были сравнительно редкими происшествиями; кроме того, подобные единовременные природные импакты, пусть и способные сокрушить отдельные островные цивилизации региона [см., например: Evans 1921 , р. 299; 1935 , р. 942–944], представляют для СЕИ страны фараонов гораздо меньший интерес, чем гипотетические [ Fairbridge 1960 , р. 76; 1976b , р. 357] долгосрочные, с периодом в сотни лет, колебания уровня Средиземного моря, обусловленные мировой эвстазией, поскольку очевидно, что последние, протекай они параллельно процессу общественного развития, не просто вмешивались бы в него на каком-то этапе, но были бы вовсе неотделимы от некоторых панцивилизационных тенденций хозяйственно-технологической и социально-политической эволюции древнего Египта. Средиземноморские трансгрессии в пологой и плоской Дельте, поверхность которой в начале исторического периода к тому же была в среднем на 10 м ниже, чем теперь [ Butzer 1976 , р. 23–25], сопровождались бы затоплением значительной доли ее пространства и сокращением площади земледельческих и пастбищных угодий в этой экономически важнейшей части государства; [27]регрессии же способствовали бы высыханию подтопленных областей, вновь делая их пригодными для экстенсивного хозяйственного использования.

Такие ландшафтные метаморфозы, наряду с, несомненно, сопутствовавшими бы им массовыми миграциями населения, не могли бы не иметь самых серьезных последствий для древнеегипетской цивилизации. Согласно эвстатической модели Р. Фэрбриджа, на протяжении интересующего нас периода уровень Мирового океана достигал максимума с превышением современного нуля глубин (+2÷4 м) во второй половине IV и в первой половине II тыс. до н. э.; минимальные и при этом отрицательные уровни при регрессиях (до –1,5 м), по мнению Р. Фэрбриджа, отвечали середине III и последним векам II тыс. до н. э. Другими словами, крупнейшие трансгрессии на памяти фараоновской цивилизации следовало бы соотнести с концом додинасгического периода — первыми двумя династиями, а также с концом Среднего — началом Нового царств; до минимального уровня море опускалось бы тогда, соответственно, при V–VI, а затем при ХIХ–ХХ династиях [см.: Прусаков 1995а; 1996а ]. Ниже мы увидим, что некоторые известные нам эпизоды династической истории Египта согласуются как с предположением о превышении Средиземным морем его сегодняшнего уровня, так и с только что рассмотренной колебательной динамикой эвстазии в историческое время. Сейчас отметим, что в древнеегипетских источниках обнаруживаются намеки на периодические изменения населенной площади Дельты: если в Верхнем Египте при фараонах имелось 22 нома, и количество их оставалось постоянным, то в Низовье число провинций, по-видимому, менялось: при XII династии, по некоторым данным, здесь было лишь 16 номов, при XVIII династии, во времена Хатшепсут — 17, а к началу XIX династии их насчитывалось уже 20 [ Fakhry 1961 , р. 18–19; Kees 1961 , р. 190]. Аналогичный процесс образования новых номов наблюдался в Дельте и во второй половине Старого царства [ Савельева 1967 , с. 122–123, пр. 7, 13; см. также: Wilson 1955 , р. 230]. Разумеется, нельзя исключать возможности таких перемен в административном делении Нижнего Египта в силу чисто политических, а вовсе не экологических причин (могло, например, иметь место создание новых округов за счет урезания территории старых), однако нельзя и упускать из виду тот факт, что рост числа нижнеегипетских номов в обоих указанных случаях происходил в точности по мере предполагаемых регрессий Средиземного моря.

Не будем, впрочем, забывать, что для исследователя изменений уровня Мирового океана во второй половине голоцена Средиземье в силу своей высокой неотектонической активности представляет собой один из самых сложных регионов Земли: здесь существует немалая вероятность спутать колебания поверхности моря с вертикальными движениями земной коры. О масштабе последних можно судить, например, по отметкам на храме Сераписа в местечке Поццуоли неподалеку от Неаполя [см.: Babbage 1847 , р. 186–217]: сооружение, которое во II в. до н. э. возвышалось над морем на 6.w, к X в. н. э. ушло на глубину 6 м, а в XVI в. н. э. его высота над уровнем моря составляла около 7 м [ Раrаscandola 1947 , р. 78, Hg. 19]. Немаловажно и то, что исторический Нижний Египет, и особенно его приморская периферия, испытывал изостатическое опускание под тяжестью сгружаемого Нилом аллювия [ Stanley 1988b ], несомненно, вносившее коррективы в гляциоэвстатические процессы у берегов Дельты.