Дмитрий Прусаков - Природа и человек в древнем Египте

При скудости данных и всем критическом к ним отношении, тем не менее, кажется, можно попытаться воссоздать фрагмент пространственно-временной картины регрессии в староцарском Нижнем Египте. Знаменитое повествование о мытарствах "царева спутника" Синухета, пустившегося в бега в дни одной из дворцовых смут ранней XII династии, упоминает некий "остров Снефру" ( iw Snfrw ), который лежал на пути главного героя из Ливии через Низовье [ Gardiner 1909 , Taf. 2а, R 33]. По мнению исследователей, "остров" находился в дневном переходе к югу от озера Мариут (у Синухета — Маати) на крайнем северо-западе Дельты [ Gardiner 1916 , р. 16, 165–166; Gauthier 1925 , р. 48–49; Lefebvre 1949, р. 7, п. 14]. За отсутствием в этом регионе геологически верифицированных признаков древних рукавов Нила [ Butzer 1976 , р. 24, fig. 4] едва ли есть основания говорить о когда-то существовавшем здесь острове на реке. Помимо речных отоков, понятию "остров" в прямом смысле слова в фараоновском Египте могли отвечать также выпуклости пойменного рельефа, остававшиеся над водой в сезон разлива (в частности, прирусловые намывные валы) или возвышавшиеся над так называемыми бассейновыми землями ( Bassinland ), которые занимали низинные, чаше всего окраинные области поймы, где после спада разлива подолгу, а то и круглый год сохранялись застойные водоемы или болота [см.: Butzer 1959с , S. 70 (28), Fig. 4]; кроме того, термином "остров" пользовались при обозначении некоторых категорий заливных сельскохозяйственных земель ( ĭw, ĭw п m ͻwt ) [ Gardiner 1941–1948 , vol. 2, p. 26–27]. В нашем случае, однако, такого рода альтернативные варианты не очень надежны по все той же причине: "остров Снефру" был удален от русел Нила, формировавших аллювиальную пойму Дельты.

Рассудив так, мы, пожалуй, будем не столь уж опрометчивы, если усмотрим в топониме ĭw Snfrw указание на участок суши среди морской воды, [50]покрывавшей в начале IV династии соответствующий район Низовья. Принятая нами географическая интерпретация маршрута Синухета [51]помешает остров на расстояние дневного перехода к югу от озера Мариут. Иначе говоря, возможно, что Средиземное море, достигавшее на пике Фландрской трансгрессии, как представляется в свете имеющихся на сегодня данных, по крайней мере вади Тумилат, к IV династии отступило в ряде областей Дельты ориентировочно до 31-го градуса с. ш., или на 30–50 км. Согласно реконструкции М. Битака [см.: Bietak 1975 , Abb. 28 ff.], северный край осваивавшегося Меченом Саисского нома совпадал именно с этой широтой; 31-я параллель пересекала и Мендесский ном, дважды упоминающийся в надписи Мечена под штандартом в виде крупной изогнувшейся рыбы с торчащим из спины плавником [ Urk. I , S. 2, Z. 2; S. 4, Z. 1] — по одной из версий, дельфина [ Савельева 1967 , с. 123, пр. 15]; в целом же территория, где Мечен на протяжение своей служебной карьеры руководил осушением земель, тянулась полосой с юга на север от Летопольского нома при апексе Дельты до Ксоисского нома, выходившего к морю.

Не намекают ли все вышеперечисленные обстоятельства на то, что староегипетская колонизация Дельты местами шла в ногу со средиземноморской регрессией или попросту вслед за ней? Необходимо, конечно, учитывать, что источники, вскрывающие перманентные административно-хозяйственные преобразования в Нижнем Египте в эпоху Старого царства, не содержат прямых указаний на зависимость этого процесса от отступания Средиземного моря. Кроме того, нет сомнений, что централизованное государство, способное столетиями организовывать и материально обеспечивать строительство колоссальных пирамид, было в состоянии при необходимости извести часть топей Низовья своими силами, не дожидаясь, пока вода схлынет сама собой. И все же рассмотренный исторический материал совокупно показывает скорее в пользу регрессии, [52]которая для староегипетского государства могла явиться благоприятнейшим экологическим условием возобновления в дельте Нила повсеместной активной жизнедеятельности людей, прерванной, как мы предположили, на исходе IV тыс. до н. э.

Если в Нижнем Египте естественная и антропогенная трансформация вмещающего ландшафта во второй половине Старого царства шла в направлении расширения жизненного пространства, то в ряде регионов Верховья, напротив, наметилось его сокращение. Оно было связано с наступлением на нильскую пойму песчаных дюн из западных пустынь. [53]

Широкомасштабное вторжение песков в Египет объяснялось усилением ветров и значительным увеличением эолового переноса в результате высыхания Сахары и возникновения на ее месте обширных площадей, лишенных растительного покрова. К концу Старого царства ветровая эрозия, например, обнажила захоронения герзейского периода под Иераконполем в Верхнем Египте [ Butzer 1959b , р. 76; 1960 , р. 1620]. Признаки песчаных заносов, датируемых ориентировочно концом Старого — началом Среднего царств, были обнаружены при раскопках гробницы царицы Мернейт в Абидосе (I династия) [ Кеmр 1966 , р. 15] и восходящей дороги "ломаной" пирамиды Снефру в Дахшуре [ Fakhry 1959 , р. 36, 106]. Песчаные холмы, выросшие на территории староцарского некрополя Гизы, долго потом служили египтянам местом погребения: в этих холмах найдены впускные могилы позднейших эпох [ Hassan 1943 , р. 46]. Сильные ветры, задувшие из Восточной Сахары, и перемещаемые ими массы песка на исходе Старого царства превратились в неотъемлемую черту экологии древнего Египта [см. также: Cole 1963 , р. 83; Lamb 1977 , р. 140; Mertel 1962 , р. 73].

Примерно с 2350 по 500 гг. до н. э. долина Нила страдала от нашествия песчаных образований, которые К. Бутцер назвал "старыми дюнами" ( altere Dünen ) — в отличие от "младших дюн" ( jüngere Dünen ), беспокоивших Египет в 1200–1450 гг. и с 1700 г. н. э. [ Butzer 1959b , р. 76, fig. 1; 1959с , S. 111 (69), Fig. 8; Taf. III, В. 6; Trigger 1965 , p. 27–28]. Лавина "старых дюн", обтекая Фаюмскую депрессию, двигалась затем двумя фронтами: один устремлялся к стыку Долины и Дельты, [54]а второй (главный) наступал на открытый ветрам Средний Египет, который в итоге пострадал весьма серьезно: на отрезке поймы протяженностью около 175 км между Бени Суефом и Асиутом отложился слой песка толщиной в несколько метров и шириной 0,5–3,5 км [ Butzer 1959а , S. 48, Fig. 1; 1959с , S. 111 (69)–112 (70); 1960 , р. 1621]. "Старыми дюнами" оказались покрыты десятки тысяч гектаров плодородных аллювиальных земель; регион с высочайшим в Долине аграрным потенциалом понес чувствительный урон.

В то же время проникновением песков непосредственно в пойму египтяне, вероятно, отчасти были обязаны собственной хозяйственной деятельности: поставленной на поток вырубке деревьев, которые, как полагал К. Бутцер, в эпоху климатического оптимума V–IV-гo тыс. до н. э. обильно разрослись в долине Нила ниже 1-го порога [ Butzer 1959с , S. 94 (52), Fig. 6]. Сравнительно низкокачественная египетская древесина, малопригодная для строительных целей, использовалась в основном при изготовлении орудий и ремесленных изделий, а также пережигалась на уголь, служивший топливом в медеплавильном производстве. Именно последнее обстоятельство представляется наиболее существенным в контексте рассматриваемой проблемы: длившиеся столетиями добыча и обработка гигантских объемов камня, сопровождавшие строительство пирамид Старого царства, требовали невиданных до того запасов медных инструментов: пил, сверл и т. п. Детали технологического процесса вообразить нетрудно: орудия из мягкой меди быстро стачивались о камень, их приходилось непрерывно заменять новыми, лом шел в переплав. Многовековой староегипетский металлургический цикл, несомненно, поглотил огромное количество древесины. По оценкам специалистов, в древности лишь выплавка одной тонны меди из обожженной руды требовала от 500 до 600 стволов акаций; получение ста тонн меди в одной из плавилен в вади ал-Араба на границе Иордании и Израиля (ХIII–Х вв. до н. э.), например, было сопряжено с вырубкой не менее чем 60–70 тысяч деревьев [ Черных 1995 , с. 6]. Предварительный обжиг руд и последующие операции литья (и термообработки?) существенно увеличивали расход топлива. По мнению А. Лукаса, углежжение в районах древнеегипетского меднорудного промысла на Синайском полуострове привело к полному истреблению имевшихся там лесов [ Лукас 1958 , с. 680]. [55]Поскольку плавка меди практиковалась и в самом Египте, здесь, очевидно, также происходили немалые вырубки с вполне определенным эффектом. Помимо того, что деревья, окаймлявшие долину Нила, являлись ее естественной защитой от ветров и пыльных бурь, их корни укрепляли почву, препятствуя подступанию песков к реке. Сведение лесов было чревато разрушением хрупкого биоценоза на границе поймы и пустыни. Лишенные растительности почвы быстро теряли влагу и подвергались воздействию ветровой эрозии, в результате пустыня приближалась к Нилу, местами поглощая участки плодородной пойменной земли, что наносило вред земледелию в пострадавших регионах [ Bulzer 1959b , р. 75; Hayes 1965 , р. 10].