Дмитрий Прусаков - Раннее государство в Древнем Египте

Наконец, такая деталь: если в Низовье, распределяя земли, цари действовали "во имя Ра", то "иммунитетные" указы, адресованные долинной знати, они предпочитали надписывать своими хоровыми именами — возможно, не желая лишний раз обострять внутриполитическую ситуацию в стране.

Подведем итог одну из фундаментальных причин распада объединенного государства эпохи Старого царства мы видим в нарушении отношений дарообмена — основы архаического общественного уклада в Египте.

Социально-экологический кризис в Египте на рубеже III-II тыс. до н. э. был эпохой, возможно, величайшего общественно-политического переворота во времена фараонов, подготовившей почву для "империи " Нового царства. Следует, однако, отметить, что положению о переходной сущности той эпохи перечит тезис о жестко унифицированной государственной системе, якобы сформировавшейся в Египте при поздней XI–XII династиях. Не проступят ли из среднецарской смуты дополнительные детали самоорганизации древнеегипетского общества?

Второго социально-экологического кризиса О крупнейших социально-политических потрясениях среднеегипетской эпохи, и прежде всего первого междуцарствия, египтологами сказано достаточно, поэтому здесь мы не будем подробно останавливаться на этом вопросе, а ограничимся лишь некоторыми важнейшими для дальнейшей работы деталями.

Научным выводам о революционных событиях в послестароцарском Египте в значительной степени способствовали дошедшие до наших дней замечательные памятники древнеегипетской словесности, такие как "Пророчество" жреца Ноферти, якобы еще во времена Снофру предсказавшего катастрофический упадок страны, который должен был пресечься лишь с приходом к власти южного (верхнеегипетского) царя Амени (Аменемхета I) [ Струве 1925; Golenischeff 1913; Helck 1970b ], и "Речение" некоего Ипувера — по-видимому, знатной особы, самолично засвидетельствовавшей и описавшей этот невиданный доселе переворот в общественном укладе Египта [ Струве 1935; Gardiner 1906 ].

Обратим внимание, что указанные древние авторы [см.: Posener 1956 ], наряду с прочим, сетуют на повсеместный разгул в "перевернувшемся" Египте людей "ничтожных" [ Перепелки» 1988а ] ( hwrw — "подонок" "мерзавец" или подобное [ Берлев 1978 ]), присваивавших богатства знати, которая отныне обрекалась на жалкое нищенское существование. Вместе с тем как рассмотренные, так, в большей мере, и иные египетские источники конца III — начала II тыс. до н. э. (в первую очередь разного рода гробничные памятники) позволили исследователям отличить от аморфной "бунтующей" массы, нареченной ругательным прозвищем hwrw(w) , довольно устойчиво выраженный социальный элемент (если не общественный слой): так называемых "маленьких [людей]" — ndsw .

Первые письменные упоминания о человеке "маленьком" (точнее, "меньшем" в сравнении с владельцем надписи, как в случае некоего Анху — nds r.ĭ ) относят еще к концу VI династии, причем изначально, по-видимому, данное понятие подразумевало главным образом бесправную жертву всевозможных притеснений и насилия со стороны богатого и властьимущего — "большого" ( wrw ) [Берлев 1978]; позднестароегипетские номархи наперебой похвалялись своими благодеяниями "маленьким" людям [ Перепелкин 1988а ]. Однако с крахом Старого царства, по мере распространения в Египте "сословия" ndsw , социальное содержание этого термина значительно расширилось: по примеру представителей низшего класса, "маленькими" ("малыми") стали титуловаться весьма состоятельные персоны, занимавшие далеко не последние места в общественно-политической иерархии — даже областеначальники [ Dows Dunham 1937 ].

Расцвет таких преуспевающих "малых" приходится на междуцарствие — раннюю XII династию и связывается учеными со смутой послестароцарского времени [ Берлев 1978; Перепелкин 1956 ]. Отметим, что для наиболее тяжкого, начального этапа этой смуты на основании источников выявлено падение интереса египтян к административной карьере. На первый план выступили индивидуалистические настроения со стремлением к личному материальному благополучию [ Берлев 1978; cp.: Bleiberg 1995 ], созвучные общему упадочному мировоззрению тогдашней эпохи, которое нашло яркое отражение в среднеегипетских "пессимистических литературных текстах [ Posener 1956 ]. На этом фоне особое значение для ndsw , рассчитывавших лишь на собственные силы в достижении жизненных благ, по-видимому, приобрело воинское ремесло (или, по крайней мере, внешняя демонстрация причастности к нему): в своих автобиографических надписях "малые" нередко предстают в героизированном образе могучего человека, "действующего мышцей своей" ( ĭrĭw m hpš.f ), "крепкого рукой своей" ( kn nj gb ͻw.f ) и т. п.; на надгробных памятниках того смутного времени даже люди мирных професcий часто изображались вооруженными [ Берлев 1978 ].

С учетом такой ситуации вполне закономерно, что среди ndsw , достигших в период первого междуцарствия видного общественного положения, мы обнаруживаем множество людей неродовитых, выдвинувшихся исключительно благодаря собственной воле и напористости. Характерно, что эти "малые" и не думали скрывать свое незнатное происхождение, даже напротив — едва ли не кичились им, очевидно, с целью привлечь внимание к своим выдающимся способностям и воинской доблести, которые позволили им вознестись от бедности и безвестности к богатству и почестям. Из людей подобного склада, прежде всего жаждавших добычи ndsw -воинов, постепенно формировалась надежная опора новой власти, взраставшей в Египте при IX–X гелиопольских и XI фиванской династиях сначала в отдельных регионах Севера и Юга, а затем и в масштабах всей страны.

В процессе политической сборки эпохи позднего междуцарствия — раннего Среднего царства отчетливо проявляется тенденция к восстановлению в Египте роли и престижа официальной служебной деятельности: те же "малые" охотно вступали в различные административные должности, которые давали стабильный доход, будучи обеспечены материально, в том числе и трудовыми ресурсами (в частности, профессиональными государственными земледельцами- ĭhwtjw ), составлявшими источник всякого богатства [ Берлев 1972, 1978 ]. Среди обладателей должностей выделялись представители военного сословия, к которому правители смутного периода, по-видимому, питали особую привязанность: так, из "Поучения" безвестного царя гераклеопольской X династии его сыну и преемнику Мерикара [ Golenischeff 1913; Volten 1945 ] следует, что увеличение численности воинов "сопровождения" (телохранителей?) и поощрение их рабочей силой (в оригинале rht — "списками [людей]" [ Берлев 1972 , с. 261; 1978, с. 53]), пахотными землями и скотом считалось важной составляющей внутренней политики мудрого и предусмотрительного владыки [см. также: Рубинштейн 1950 ].