Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Мотив «Этапа» возникает ещё раз — в финале главы:

«Вася представил, как будет плакать мама Евлампьевна, выйдя его провожать в дальнюю сибирскую дорогу, станет махать платочком и совать ему в руки узелок с ватрушками. Тихо-тихо, чтобы не услышал Батон, стал Вася плакать, и сквозь слёзы замычал он песню:

Здесь песня уже связывается с арестантской темой и её традиционными атрибутами: дальней дорогой, плачущей мамой и каторжанской Сибирью. Интересно отметить: немало россиян признаётся, что впервые узнали о песне «Идут на Север этапы новые» именно из повести (или мультика) Юрия Коваля. Я и сам в юности, прочитав книжку, зацепил в память слова о «глазах суровых», не имея представления, из какой песни они взяты. И лишь много позже услышал её целиком.

В постперестроечные годы, когда и классический блат, и «русский шансон» зазвучали в полную силу, отрокам и отроковицам «повезло» больше: их родители оказались более «продвинутыми» и зачастую воспитывали своих чад на уголовно-арестантском фольклоре. Это касается и представителей интеллигенции. Так, в повести Николая Васильева «Самое счастливое время» описываются будни экспедиции:

«Макар затренькал на гитаре что-то блюзоподобное… Макар был в своём репертуаре:

— Где ты этого нахватался, а? — спросил я. — У тебя ведь папа — учитель математики.

— Нахватался! — передразнил Макар. — Это практически классика. Ты бы знал, как мой папа-учитель поёт эти песни. Концертный зал имени Чайковского отдыхает».

Сегодня «Этап» (как и другие произведения классического блата) на слуху у многих, строки из песни охотно цитируют не только в прямом, но и в переносном смысле. Например, в статье Анастасии Эповой, озаглавленной «Взгляни в глаза мои суровые», речь идёт… о глаукоме — заболевании, приводящем к гибели зрительного нерва и слепоте.

Таким образом, песня, которую мы условно назовем «Этап на Север», вышла за рамки уголовно-арестантского фольклора и стала фактом общенациональной культуры.

Однако многие страстные поклонники блатного шансона не в курсе того, о каком «указе» идёт речь. Сталинская эпоха оказалась щедра на самые разные указы и постановления, последствия которых больно отразились на гражданах СССР. Какой именно из этих грозных документов послужил поводом для «Этапа»?

Самая ранняя датировка песни — 1932 год. Так, на форуме сайта «Мой Тамбов» пользователь Skepticism пишет: «Песня блатная была: “Бредут на север срока огромные, кого ни спросишь — у всех указ”. Здесь как раз и говорится, как указ от 07.08 отложился в народной памяти».

Речь идёт о знаменитом постановлении ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности». В народе его именовали по-разному: «указ семь восьмых», «указ семь-восемь» (седьмое число восьмого месяца), «закон о колосках» (часто с уточнением — о двух, трёх, пяти колосках). Этот документ спровоцировал широкую волну репрессий. Но имеет ли он отношение к знаменитой лагерной песне?

Постановление от 7 августа 1932 года было принято по инициативе Сталина. Вождь в письме Кагановичу и Молотову (20 июля 1932 года) пояснял, что «за последнее время участились хищения кооперативного и колхозного имущества и кражи грузов на желдортранспорте. Антиобщественные элементы получают 2–3 года тюрьмы и часто через 6–8 месяцев попадают под амнистию, хотя на деле подрывают новый общественный строй. Терпеть этого нельзя».

«Указ семь-восемь» появился в разгар коллективизации — насильственного объединения крестьян в колхозы, которое привело к чудовищному голоду 1932–1933 годов на территории Украины, Белоруссии, Юга России, Северного Кавказа, Поволжья, Южного Урала, Западной Сибири, Казахстана. В результате, по некоторым сведениям, погибло до семи миллионов человек. Впрочем, многие историки считают, что массовый голод возник не из-за сплошной коллективизации, а в результате принудительных сталинских хлебозаготовок. Из закромов выгребалось даже зерно, предназначенное для сева. Урожайность зерновых упала с 53,4 пуда с гектара (1927) до 38,4 пуда с гектара (1931). Государственная политика по принудительному обобществлению скота привела к массовым забоям в 1928–1931 годах. С осени 1931 года поголовье у единоличников сократилось, и убыль происходила за счёт колхозного и совхозного стада.

Драконовские меры, которые вводились «указом семь-восемь», были направлены в основном против колхозного крестьянства. Сокрытие зерна, забои скота в коллективных хозяйствах расценивались как «хищение кооперативной и колхозной собственности». Не зря постановление назвали «закон о колосках»: нередко крестьян хватали и осуждали даже за то, что они после сбора зерновых подбирали оставшиеся на поле колоски. Позднее сбор колосков стал частью воспитательной работы среди сельских пионеров: каждое зёрнышко — в закрома Родины. Даже в 1964 году в учебнике «Родная речь» красовалось стихотворение со строками:

Стишок был подписан поэтом М. Смирновым, который на поверку оказался… помесью Агнии Барто и Самуила Маршака, на пару создавших это милое произведение.

Но вернёмся в 1932 год. Постановление от 7 августа вводило в качестве уголовной санкции за хищения расстрел с конфискацией имущества, который при смягчающих обстоятельствах заменялся лишением свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества. Осуждённые не подлежали амнистии.

Повторимся: основной удар обрушивался на крестьян. Достаточно ознакомиться с секретной «Инструкцией по применению постановления ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г.», изданной 16 сентября того же года. Она преимущественно посвящена репрессиям на селе — борьбе с кулаками, единоличниками, «несознательными» колхозниками… Историк А. Матис, изучая практику применения «указа семь-восемь», отмечает, что среди подследственных преобладали крестьяне, причём значительная их часть являлась членами колхозов, в том числе руководителями.

Впрочем, меньше чем через год кампанию свёртывают. Сначала выходит постановление Политбюро от 1 февраля 1933 года — прекратить практику привлечения к суду по закону от 7 августа «лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельств». А 8 мая появляется инструкция ЦК ВКП(б) и СНК СССР № П-6028 «О прекращении применения массовых выселений и острых форм репрессий в деревне». Возможно, изданию этой инструкции способствовали письма Михаила Шолохова лично Сталину от 4 и 16 апреля 1933 года о диком беспределе, который творился по отношению к колхозникам на Дону.