Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Позднее принимается постановление СНК и ЦИК СССР от 29 июля 1935 года «О снятии судимости с колхозников». В течение семи месяцев снята судимость с 800 тысяч человек, все они восстановлены в правах. Заметим — речь идёт исключительно о колхозниках! Понятно, кто в подавляющем большинстве пострадал от «указа семь-восемь»…

Итак, репрессии в основном ограничивались селянами. Это не позволяет связать появление песни с 1932 годом. «Кого ни спросишь, у всех Указ» означает то, что песенный указ охватывал огромную массу арестантов. Однако «указ о колосках» под это определение никак не подходит. За 1932–1939 годы по нему реально получили сроки около 183 тысяч человек. При этом мало кому давали десять лет: на 1 января 1939 года в лагерях НКВД СССР находилось всего 27 313 лиц, осуждённых по «закону о колосках». «Червонец», видимо, получали лишь те, кто первоначально приговаривался к смертной казни: в подавляющем большинстве случаев расстрел заменялся лишением свободы. Следует заметить также, что 115 тысяч дел по «указу семь-восемь» были пересмотрены уже к 20 июля 1936 года, о чём Генеральный прокурор СССР Вышинский доложил Сталину, Молотову и Калинину. Более чем в 91 тысяче случаев применение закона от 7 августа признали неправильным и освободили 37 425 человек, ещё находившихся в заключении.

Другими словами, по этому указу в лагеря попало немного арестантов, в основном селян. С чего бы тогда «Этап» запели массы зэков из числа городских жителей (к горожанам принадлежали и блатари)? Проблемы и страдания крестьянства, честно говоря, их мало трогали.

Далее. «Этап» должен был иметь широкое хождение в лагерной среде. Между тем нет ни одного упоминания об этой песне как о довоенной. Если бы речь шла о фольклоре профессиональных преступников — закрытой касты, это ещё как-то можно понять (притом что сведения о наиболее известных уголовных и каторжанских песнях до нас доходят хотя бы отрывочно). Но чтобы произведение, которое после войны стало чуть ли не арестантским гимном, родилось в начале 30-х годов и полтора десятилетия пребывало в полном забвении, — невероятно. Да и быстрое свёртывание действия «закона о колосках», скорая реабилитация большинства пострадавших тоже свидетельствуют не в пользу «колхозного» «Этапа».

Конечно, «указ семь-восемь» продолжал применяться и позже, вплоть до 1947 года. Однако он стал рутинным, общеуголовным, потерял репрессивный характер. Под его действие подпадали чаще всего отдельные реальные расхитители, а также блатари, которые грабили государственные и кооперативные склады, магазины. И, разумеется, «краснушники» — железнодорожные воры, потрошившие товарные вагоны. Сегодня широкой публике «указ семь-восемь» известен в основном по детективу братьев Вайнеров «Эра милосердия» (и по его экранизации «Место встречи изменить нельзя»). Помните разговор Глеба Жеглова с вором Ручечником и его сообщницей Волокушиной?

«— Но сегодня вышла у вас промашка совершенно ужасная, и дело даже не в том, что мы сегодня вас заловили…

— А сегодня что, постный день? — подал голос Ручечник.

— Да нет, день-то, как все будни, скоромный. А вот номерок ты не тот ляпнул…

— Это как же? — прищурился на него Ручечник.

— Вещь-то вы взяли у жены английского дипломата. И по действующим соглашениям, стоимость норковой шубки тысчонок под сто — всего-то навсего — должен был бы им выплатить большой театр, то есть государственное учреждение. Ты, Ручечник, усекаешь, про что я толкую?

— Указ “семь-восемь” мне шьёшь… — ни на миг не задумался Ручечник.

Жеглов выскочил из своего роскошного кресла и воздел руки вверх…

— Я шью? При чём здесь я? Поглядел бы ты на себя со стороны — ты бы увидел, что Указ от седьмого августа, то, что ты “семь-восемь” называешь, уже у тебя на лбу напечатан! — Сделал паузу и грустно добавил: — И у подруги твоей Волокушиной тем паче! По десятке на жало! По десятке!»

И ещё одно соображение. В большинстве известных вариантов арестантского романса речь идёт об этапе из городской «крытки» [12] Тюрьма, СИЗО. , часто — из московской Краснопресненской пересыльной тюрьмы или из ленинградских «Крестов». Места, согласитесь, не самые «зерновые». К тому же пересылка на Красной Пресне в 1932 году ещё не существовала. Разумеется, названия этих заведений могли быть вставлены в более поздние версии песни. Но если упоминание «Красной Пресни» или «Крестов» в разных вариантах заменяется каталажкой, то в подавляющем большинстве версий поётся об «этапе на Воркуту». Однако воркутинские лагеря уж точно появились лишь во второй половине 1930-х годов! К началу 30-х, правда, в Большеземельской тундре геологи основали маленький рабочий посёлок Воркута на месте разведанных запасов каменного угля, однако в первые годы ни о каких «этапах» сюда не могло быть и речи. Один из крупнейших лагерей ГУЛАГа — Воркутлаг — появился здесь лишь в 1938 году. 10 мая 1938 года закрывается Ухтинско-Печорский исправительно-трудовой лагерь (Ухтпечлаг) НКВД СССР, на его базе созданы четыре ИТЛ, одним из которых стал Воркутинский. На момент закрытия в Ухтпечлаге содержалось, по официальным данным, 54 792 человека. То есть зэковское население Воркутлага вряд ли превышало 15–20 тысяч человек. Так что в 1932 году указников никто ни в какую Воркуту гнать не мог.

Мы, впрочем, сделали оговорку, написав, что Воркута упоминается в подавляющем большинстве версий. В сборнике Джекобсонов «Песенный фольклор ГУЛАГа» есть, однако, и версия, где Воркута не фигурирует:

Но морской порт в бухте Ванино и подавно был основан лишь 18 октября 1943 года…

Аркадий Северный в записи 1973 года (этот концерт условно называют «Для Кости-Капитана», а также «Идут на Север») предваряет исполнение песни следующим вступлением: «Да. Беломорканал. Теперь о нём вспоминают, когда покупают пачку папирос за двадцать две копейки со смутной картинкой на этикетке. Это была первая ударная стройка в цепи многих последующих. Зэки строили, умирали, а результаты приписывались другим. Итак: тридцать третий год, питерские “Кресты”»… Далее следует «Идут на Север срока огромные». Таким образом, Северный (вернее, Рудольф Фукс, сочинявший эти прозаические перебивки) относит создание песни к 1933 году и связывает её со строительством Беломорско-Балтийского канала.

Но, во-первых, версия отпадает по той же причине, что и вариант о «трёх колосках»: до 1938 года упоминание «этапа на Воркуту» было бы нелепостью. Воркута оставалась маленьким, неизвестным посёлком.

Во-вторых, никакого указа, согласно которому заключённых посылали бы на строительство Беломорско-Балтийского канала, не существовало. Поэтому фраза «кого ни спросишь, у всех Указ» теряет всякий смысл. «Каналоармейцы» осуждались по статье 35 УК РСФСР, вступившей в действие 20 мая 1930 года. Она предусматривала удаление из пределов СССР или из пределов отдельной местности, с обязательным поселением в других местностях, «в отношении тех осуждённых, оставление которых в данной местности признаётся судом общественно опасным». «Удаление» связывалось с исправительно-трудовыми работами и назначалось на срок от трёх до десяти лет. Таких преступников называли «тридцатипятниками». Лазарь Каганович охарактеризовал их как «бывших воров, бандитов, вредителей, бывших врагов социалистического общества».