Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

Историю Магадана принято отсчитывать с 14 июля 1939 года, когда указом Президиума Верховного Совета РСФСР в составе Хабаровского края был образован Колымский округ, а посёлок Магадан, население которого составляло 30 700 человек, стал его центром и получил городской статус. Однако, по сути, Магадан, как и большинство других городов России, должен вести родословную не со дня присвоения статуса города, а со дня возникновения. Так что не обойтись без короткого экскурса в историю.

Удобную Нагаевскую бухту облюбовали ещё в 1928 году участники первой колымской экспедиции Юрия Билибина. Но тогда бухта была почти безлюдна. Геологи и гидрографы исследовали здешнее побережье и пришли к выводу, что именно тут — идеальное место для укрытия судов. В навигацию 1929 года в бухту прибыли первые пароходы, которые доставили работников будущей Восточно-Эвенкской культбазы. Началось строительство двух посёлков — Нагаево и Магадана. Первые деревянные домики на побережье появились в Нагаево. Однако вскоре выяснилось, что Магадан расположен несколько удачнее. В отчёте Дальстроя за 1932 год объясняется: «Устройство этого посёлка вызывалось, во-первых, отсутствием воды в Нагаево, во-вторых, более удобными топографическими условиями (долина реки) и, в-третьих, лучшими климатическими условиями». Именно здесь обустраиваются административный штаб, автотранспортная база, основная масса жилых зданий. Поселение вдоль речки Магаданки (прежнее название — Монгодан) первые жители почти сразу стали называть городком. А Нагаево с его частными домиками по сию пору остаётся посёлком в составе разросшегося Магадана.

Первыми строителями Магадана были не заключённые, а бойцы Особой Краснознамённой Дальневосточной армии Блюхера, которые прибыли сюда на пароходе «Сясьстрой» в 1931 году, в результате чего численность Восточно-Эвенкской (к тому времени — Нагаевской) культбазы увеличилась с 500 до 2000 человек. Жили они большей частью в разномастных палатках, и поселение получило название «ситцевый городок». Затем с материка завезли деревянные щитовые дома, ввели в эксплуатацию кирпичный завод. Кирпичные здания стали появляться уже в 1933 году. Но первый большой жилой каменный дом в Магадане вырос лишь в 1936 году.

Впрочем, учитывая отдалённость от месторождений, Эдуард Берзин планировал не развивать Магадан, а выстроить столицу Колымы в глубине материка — в устье реки Таскан. И всё же в посёлке заключённые строили морской порт, заводы, электростанции, объекты образования, здравоохранения и культуры… В 1937 году Малая Советская энциклопедия уже аттестовала Магадан как новый город, центр Верхне-Колымского горнопромышленного района. Городом его называли и в приказах по Дальстрою.

В середине 1930-х годов появляется знаменитая песня на мотив народной «Ох ты море, Охотское море»:

Песня была очень популярна на просторах Союза, и не только в криминальной среде. Моя покойная мать вспоминала, что в детстве ей эту песню пела моя бабушка. А Владимир Бахтин в статье «Народ и война» описывает быт советских девушек, угнанных в Германию:

«Песни, стихи, которые девушки складывали сами, перетекстовывали старые, пелись в лагерях и шли в письмах из Германии домой (раз в месяц можно было послать одно письмо)…

Любопытно или, точнее, зловеще-знаменательно, что песни фашистских лагерей зачастую основываются на песнях советских лагерей:

Подобным переделкам подвергаются лишь очень популярные в народе песни. В этот круг в советском обществе обязательно входили произведения арестантского и уголовного фольклора.

Для нас особенно важно то, что в песне «Из колымского дальнего края» автор утверждает: он строит «новый стране городок». То есть зэки понимали, что посёлок в будущем обязательно вырастет в город. Но пока ещё не вырос: ведь о строительстве говорится в настоящем времени, а Магадан именуется не город, а «городок».

Почти наверняка песня написана до указа 1939 года. Речь в ней идёт не о «ворах в законе», а о мелких уголовниках. На это указывает, в частности, то, что герой песни — строитель. Вор не имел права трудиться, иначе он предавал воровскую идею. На принадлежность героя к неворовскому миру указывает и то, что он заявляет: «Воровать завяжу я на время…» По воровскому закону, «честный вор» только один раз может «завязать» с преступной жизнью. Делается это по разрешению воровской сходки, и назад в преступный мир дорога такому «отошедшему» заказана. Однако, возможно, ко времени возникновения песни воровские правила ещё жёстко не оформились, и этот постулат был достаточно либеральным. Что позволяет отнести рождение песни к первой половине или середине 30-х годов: именно тогда воровской закон находился в стадии формирования.

Но как бы там ни было, а Магадан рос. Мухина-Петринская, имея в виду 1937 год, уверяет: «Городу пять лет, в основном он уже был построен: пятиэтажные дома, театр, магазины, больница, аптеки, всякие учреждения. Но город продолжал бурно расти». Увы, приходится признать, что картина явно приукрашена. В воспоминаниях «Десять лет за… Сухареву башню» бывший колымский зэк Георгий Вагнер вспоминает: «Сам Магадан в 1937 году представлял маленький посёлок из деревянных домиков и бараков». Похожие оценки встречаются и в мемуарах многих других лагерников. Так, Татьяна Мягкова пишет в октябре 1936 года матери: «Магадан довольно интересный город. Конечно, и здесь острейший жилищный кризис. Но в самых скверненьких палатках (не подумайте, что палатки эти просто брезентовые. Они имеют деревянный остов — стены, деревянный пол, а брезент натягивается уже сверху) электричество». То есть посёлок уже называли городом, но не хватало даже бараков.