Александр Сидоров - Я помню тот Ванинский порт: История великих лагерных песен

«Телячьи вагоны были… оборудованы под длительное жильё. В них, двухосных, были устроены вдоль стен из неоструганых досок нары.

Нары были голые. Ни сена на них, ни соломы. И после первой же ночи наши “бравые воины” начали кряхтеть и стонать. Их локти, колени и бока оказались нашпигованными мелкими занозами, которые вызывали боль и зуд. На остановках поезда мы вынуждены были, вооружившись иголками, выковыривать их из собственного тела. На одном полустанке, неподалёку от насыпи, я нашёл кусок старого брезента, отмял его от грязи и приволок в вагон. Проблема подстилки для меня и брата была решена».

А теперь выглянем из вагона наружу. В одном из вариантов поётся:

«Столыпинские» вагоны не были оборудованы особыми прожекторами. А вот с «краснухами» — дело другое. Росси упоминает, что ночью они освещались прожекторами, установленными на головных вагонах. То же самое отмечает и Крапивский: «На люки навешивали железные решётки, тормозные площадки превращались в наблюдательные вышки, на крышах вагонов устанавливались прожекторы, специальная сигнализация, телефонная связь».

Василий Гроссман в повести «Всё течёт» поясняет, что прожекторы служили для пресечения побегов: «Для тех, кто, проломав потолок, лезет на крышу вагона, установлены кинжальные прожектора — они пронзают тьму от паровоза до хвостового вагона, а пулемёт, глядящий вдоль эшелона, ежели по крышам побежит человек, знает своё дело».

Вообще в составах из «телячьих» вагонов была предусмотрена особо строгая система противопобеговых мер. Побеги из «Столыпиных» практически исключались, а вот из «краснух» как раз пытались бежать довольно часто. Именно поэтому, как пишет Росси, вагоны дважды в сутки останавливались в пустынном месте для поверки. Внутрь заскакивали, как правило, двое конвоиров без оружия, но зато с деревянными молотками-киянками. Всех арестантов сосредоточивали в одном конце вагона, а затем поодиночке перегоняли в другой конец, пересчитывая при помощи удара молотком по спине. Во время таких проверок также из вагонов выносили умерших и хоронили поблизости от насыпи. Гроссман пишет, что эту процедуру проводил один надзиратель, который «ловко перегоняет помеченных заключённых из одной части вагона в другую, и, как бы стремительно ни кидался заключённый, вертух успевает поддать его палкой по заднице или по кумполу». Всё это время двери вагона оставались открытыми, так что заключённые находились под прицелом автоматов.

Разумеется, проверке подвергался и сам вагон: «На некоторых остановках охрана выводила нас из вагонов на насыпь, окружённую конвоем с собаками. Наряды поднимались в вагоны, деревянными молотками простукивали пол, стены, крышу — нет ли признаков замышляемого побега, загоняли всех снова в вагон и теми же молотками колотили замешкавшихся. Конвоирам даже доставляло удовольствие обрушивать на последних молотки. Под их руку никому не хотелось попадаться. Все влетали в вагоны как сумасшедшие» (Вадим Туманов). Заметим, что практика лупить по спинам замешкавшихся арестантов в жаргоне имеет саркастическое наименование — «развод без последнего». По лагерным легендам, на колымских командировках последнего зэка конвой забивал или пристреливал — чтобы остальные выполняли команду пошустрее…

Также перед каждой остановкой, когда поезд замедлял ход и возникала возможность побега заключённых, конвойные спрыгивали на ходу, окружали поезд и сопровождали его, захлопывая до отказа двери (во время движения позволялось оставлять щель для дополнительной вентиляции вагона) и укрепляя дверные болты. Таким же образом охранники бежали и запрыгивали, когда состав набирал ход.

В общем, казалось бы, всё было сделано для того, чтобы узник не мог вырваться на волю. Как поётся в одном из вариантов «Спецэтапа»:

А ведь решались! Даже несмотря на то, что, как пишет Гроссман, «после Великой Отечественной войны были устроены под днищем хвостовых вагонов стальные гребёнки. Если заключённый в пути разберёт пол и бросится плашмя меж рельсов, гребёнка ухватит его, рванёт, швырнёт под колесо — не вам, не нам». Однако подобные гребёнки устанавливались не на каждом составе. Во всяком случае, у нас есть описание побега из теплушки, которое даёт в своих мемуарах Вадим Туманов, бежавший вместе с ворами на отрезке от Хабаровска до порта Ванино именно через отверстие, прорезанное в полу вагона:

«В полу открылась небольшая дыра, и было видно, как пролетают внизу шпалы. Я оказался в очереди седьмым или восьмым. Кто-то опытный, уже бывавший в таких ситуациях, подсказал, что после Комсомольска-на-Амуре поезда сбавляют скорость и это лучшее время для побега…

Уже вечерело, когда поезд, постояв на какой-то станции, только-только начал движение и ещё не успел набрать скорость, как первый, опустив ноги над пролетающими шпалами, держась руками за края отверстия, отпустил, наконец, руки и провалился вниз, моментально распластавшись на шпалах, чтобы чугунные подвески не размозжили голову. На некоторых поездах в местах сцепа последних вагонов свисали, доставая почти до шпал, металлические кошки, убийственные для беглецов, но сейчас об этом никто не думал. За первым, не теряя времени, нырнул второй, вывалился третий, кувыркнулся четвёртый… Когда пришёл мой черёд, я грохнулся на шпалы и прижался к ним, а когда надо мной простучал последний вагон и открылось небо, с платформы последнего вагона охрана открыла беспорядочную стрельбу. Мы побежали. Бежало человек двенадцать. Послышались ещё выстрелы. Поезд резко остановился, на насыпь спрыгивали солдаты с собаками.

Мы бросились врассыпную. Солдаты с карабинами и собаки — за нами. Я никогда не думал, что в поезде столько конвоиров. Откуда они взялись? Отовсюду слышалась стрельба. Впереди меня, шагах в пяти, бежал парень из нашего вагона. Пули размозжили его голову. Одно мгновенье я видел человека на ногах и с разломанной надвое головой. Как будто её топором рассекли пополам. Он рухнул наземь, из половинок черепной коробки вывалились мозги. Два кровоточащих полушария. Подоспевшая овчарка ткнулась в мозги и, мне показалось, лизнула их.

Это сейчас припоминаются детали, а тогда я не успел ничего ни подумать, ни почувствовать — огромная собака прыгнула на меня со спины, зубами вцепилась в правый бок, свалила. Впереди меня и за мной тоже падали. Я успел натянуть куртку на голову. Слышались крики и стрельба. Конвоиры бежали по шпалам, стреляя на ходу. Человек семь были убиты. Меня схватили и потащили к поезду…