Филипп Сэндс - Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества

Мое потрясение при виде подписи усугублялось контекстом: эта книга была не музейным артефактом, а семейной реликвией, отец Хорста хранил ее как награду за верную службу. Книга устанавливала прямую связь между семьей Хорста и нацистским руководством Германии. (В следующий раз я наткнулся на « Mein Kampf », подарок матери Хорста его отцу в период ухаживания. «Я не знал, что она сохранилась», – с явным удовольствием заметил Хорст.)

В своем кабинете Хорст держал несколько семейных альбомов и с равным спокойствием перелистывал и страницы с обычной семейной рутиной – дети с бабушками и дедушками, лыжные походы и лодочные прогулки, дни рождения, – и другие, попадавшиеся среди этой обыденности: август 1931 года, неизвестный человек вырезает на стене свастику; недатированная фотография мужчины, который выходит из здания навстречу вскинутым в нацистском приветствии рукам, подпись: д-р Геббельс; трое мужчин разговаривают на крытом железнодорожном дворе, фотография мечена инициалами А. Г. Я присмотрелся: в центре Гитлер, рядом с ним фотограф Генрих Гофман, тот самый, который познакомил Гитлера с Евой Браун. Третьего человека я не узнал. «Это, вероятно, Бальдур фон Ширах, это не мой отец», – прокомментировал Хорст. Я не был уверен, что он прав.

Снова перевернул страницу: Вена, август 1938 года. Вехтер в мундире за своим рабочим столом в замке Хофбург, задумчивый, изучает документы. На странице проставлена дата: 9 ноября 1938 года. Через несколько часов – Хрустальная ночь.

Еще одна страница: Польша, конец 1939-го или начало 1940-го, фотографии сожженных зданий, беженцы. В центре страницы – маленький квадратный снимок, толпа встревоженных людей. Видимо, действие происходит в гетто. Малапарте повествовал о том, как жена Вехтера, Шарлотта, хвалила стену краковского гетто – восточный дизайн «изящных изгибов и элегантных фортов», утверждая, что это место отведено евреям для их удобства и спокойствия. Позже я установил, что на этом снимке – Варшавское гетто, около дома 35 на улице Новолипки, рядом с проулком, ведущим на Рыночную площадь.

В этой группе я заметил мальчика и старуху, тепло одетых (день морозный), старуха и голову обмотала платком. На ее руке – белая повязка, опознавательный знак еврейки. Мальчик стоит в нескольких шагах позади, в самом центре снимка, смотрит прямо в камеру, на фотографа – которым, скорее всего, была жена Вехтера. Очередной визит в гетто, подобный описанному Малапарте. Эта женщина училась в Вене у архитектора Йозефа Хоффмана и знала толк в линиях стен.

И другие значимые снимки обнаружились в семейных альбомах. Вехтеры с Гансом Франком. Вехтер со своей дивизией ваффен-СС «Галичина». Вехтер с Гиммлером в Лемберге. Эти фотографии помещали Отто Вехтера в средоточие немецких акций; они – свидетельства международных преступлений, совершаемых с невиданным размахом. Невозможно было закрывать глаза на смысл этих улик, хотя Хорст и не желал этого признавать.

А. Г. с Генрихом Гофманом и неизвестным мужчиной (из альбома Отто Вехтера). Около 1932

Хорст, как и Никлас, родился в 1939 году и плохо помнил отца, который часто уезжал. Он старался примириться с памятью Отто, и его отношение к отцу – политическому руководителю, осужденному за военные преступления польским правительством в изгнании, – отличалось от позиции Никласа. Он изо всех сил пытался хоть как-то оправдать отца.

– Я должен найти в своем отце что-то хорошее, – признался он мне в одном из первых разговоров. Сын возложил на себя миссию реабилитировать отца вопреки грузу фактов. Наш осторожный разговор постепенно стал ровнее.

– Мой отец был хорошим человеком, либералом, он старался как мог. – Хорст упорно цеплялся за свою веру. – На его месте другие были бы хуже.

Он вручил мне подробный биографический очерк о своем отце со множеством примечаний. Я сказал, что внимательно это изучу.

– Разумеется, – поспешно ответил Хорст. – И возвращайтесь тогда.

Посреди массовых убийств и тревог насчет своего брака у Франка нашлось время осуществить еще одну блестящую идею: он предложил знаменитому издательству «Бедекер» составить путеводитель по генерал-губернаторству для поощрения туризма. В октябре 1942 года Франк написал краткое предисловие, которое я прочел в книге, купленной у берлинского букиниста {446} 446 Karl Baedeker. Das Generalgouvernement: Reisehandbuch. Karl Baedeker, 1943. . Том в знакомом красном переплете содержал большую раскладывающуюся карту, на которой голубой линией были обведены границы владений Франка. Внутри этих границ на востоке располагался Лемберг, на западе – Краков, на севере – Варшава. В этих границах находились лагеря Треблинка, Белжец, Майданек и Собибор. «Для въезжающих в Рейх с востока, – писал в предисловии Франк, – генерал-губернаторство становится первым впечатлением от устройства земель, наконец-то напоминающих родину». А для тех, кто прибывает с запада, выезжает за пределы Рейха, эти земли станут «первым приветствием восточного мира».

Уличная сцена в варшавском гетто (из альбома Отто Вехтера). Около 1940

Карл Бедекер добавил несколько слов личной благодарности Франку, вдохновившему издательство пополнить коллекцию путеводителей этим томом. Над книгой работал Оскар Штайнгейль, при личной поддержке генерал-губернатора объездивший этот край осенью 1942 года.

Что господин Штайнгейль видел, путешествуя на поезде и на автомобиле, но предпочел оставить за пределами книги? Бедекер выражал надежду, что книга «внушает ощущение огромной организаторской и строительной работы», осуществленной Франком «за последние три с половиной года в трудных военных условиях». Гость генерал-губернаторства мог порадоваться существенным усовершенствованиям, вся провинция и каждый город «приобрели новый облик», на первый план вновь вышли немецкая архитектура и культура. Карты и планы городов модернизированы, названия германизированы – всё в соответствии с указами Франка. Из путеводителя читатель мог узнать, что площадь генерал-губернаторства составляет 142 000 квадратных километров (37 % прежней территории Польши), и в нем проживает 18 миллионов человек (72 % поляки, 17 % украинцы («русины») и 0,7 % немцы). Миллион или более евреев были уничтожены («свободен от евреев», стояла пометка на больших и малых городах). Внимательный читатель мог бы заметить допущенную авторами оплошность: упоминание о прежнем еврейском населении Варшавы (400 000 человек), к концу 1942 года исчезнувшем.