Гвидо Кнопп - История XX века. Тайны, загадки и мифы

Было также созвано политбюро. В половине пятого все собрались. Нарком обороны зачитал первую оперативную, насколько это вообще было возможно, сводку. Информация поступала скудно, поскольку многие телеграфные линии уже не функционировали. Когда Тимошенко закончил свой доклад, Сталин с недоверием спросил: «Скажите мне, вы не думаете, что это только провокации?»

Это было симптоматично для поведения советского диктатора. Все донесения о предстоящем в ближайшее время нападении Сталин игнорировал, хотя предупреждения он получал из различных источников. С конца 1940 г. участились сообщения советской и иностранных разведок о стягивании и развёртывании немецких войск на западной границе СССР.

Немецкий вермахт должен быть готов к тому, чтобы еще до окончания войны с Англией в быстрой кампании сокрушить Советскую Россию.

Немецкий корреспондент Рихард Зорге, исполнявший в германском посольстве функции «пресс-атташе» и одновременно советский шпион, посылал из Токио подробные сведения и даже назвал дату нападения. Однако Сталин постоянно осекал его. Ему везде мерещились провокации, в этом он усматривал тактику капиталистических государств, которые из сугубо личных интересов решили втянуть его в войну против Гитлера. Сталин не верил, что Гитлер решится вести войну на два фронта. А если немцы все-таки планировали нападение на Россию? Тогда, безусловно, на более поздний срок.

Однако немецкая пропаганда говорила о совершенно противоположном, а именно — о советских военных намерениях. И она приложила немало сил для того, чтобы сообщить об этом людям в Германии и за ее пределами.

Когда еще в апреле в Нормандии нас заставили учить кириллический алфавит и выдали русский разговорник, мы поняли, что двинемся в направлении Советского Союза.

Необычные звуки заставили немецких жителей повыскакивать из постелей. Утром того дня, 22 июня, в воскресенье, впервые прозвучала оглушительная тема из «Прелюдий» Ференца Листа, которая впоследствии предваряла специальные сообщения с Восточного фронта. Затем из дешевых радиоприемников раздался голос министра пропаганды Йозефа Геббельса, который зачитал заявление Гитлера. Люди озадаченно молчали, слушая слова своего «фюрера»: «Сегодня я решил отдать судьбу Германского рейха и нашего народа в руки наших солдат». Геббельс точно знал: морально подготовить граждан на этот раз будет сложнее, чем при прошлых кампаниях.

Мотивация наших шагов перед миром должна, однако, должна иметь объяснение с тактической точки зрения… Значит, мы снова будем подчеркивать, что мы были вынуждены захватить некую территорию, обустроить ее и защитить.

В совершенно секретных «Донесениях из рейха» службы безопасности СС зафиксированы реакции населения: вскоре после нападения в массах преобладали удивление, замешательство, даже коллективный шок и в конце концов страх перед последствиями. Но в течение следующих недель нацистской пропаганде все-таки удалось путем агрессивной агитации представить войну как неизбежное бремя, как «реакцию в порядке самообороны», — министерство Геббельса располагало необходимой монополией на средства массовой информации. Немцы шли на войну без воодушевления, но служба безопасности СС заверяла, что граждане будут послушно участвовать в военной кампании.

Людям за рубежом также следовало внушить, что агрессором был не Гитлер, а Сталин. Вермахт просто опередил советское нападение. Еще после нападения на Польшу, немецкая пропаганда нагло утверждала, что Германский рейх находится в состоянии навязанной войны. В Москве немецкий посол граф Фридрих Вернер фон Шуленбург зачитал официальное заявление министру иностранных дел Молотову, В нем говорилось, что Советский Союз нанес Германии удар в спину, и эта угроза будет отражена всеми средствами. Молотов выразил возмущение, указав на договор о ненападении и дружбе с Германским рейхом (который еще действовал), и назвал все военные обоснования Германии пустыми отговорками. Посол фон Шуленбург мог только молча согласиться с ним — он знал, что утверждение Гитлера о том, что нападение немцев было необходимо, безосновательно.

Но в чем изъян тезиса о превентивной войне — формулы, которая в то время способствовала мнимому узакониванию агрессии, а сегодня то и дело вызывает бурные споры в современной публицистике? Новую жизнь этому тезису главным образом дал бывший офицер советской разведки Виктор Суворов в своем романе «Ледокол». Многие пускаются в дебаты на тему о неизбежном и подсознательном желании двух диктаторов в какой-то момент просто растерзать друг друга. Очевидно лишь то, кто на кого напал первым. Впрочем, это не имеет ничего общего с превентивной войной в классическом значении, то есть с военным ударом, когда существует уверенность в предстоящем нападении. Некоторые моменты подтверждают тезис, что Сталин хотел извлечь пользу из борьбы других держав. Он рассчитывал укрепить позиции Советского Союза, который появился бы на арене в тот момент, когда потенциальные противники на Западе ослабили бы друг друга.

Собственно говоря, правильного, дипломатического объяснения войны не существовало… Сталин до последнего мгновения старался предотвратить эту войну.

Однако и в этом смысле неопровержимых доказательств недостаточно. Определенно можно подтвердить лишь то, что Сталин защищал интересы советской власти без всякого стеснения и имел отнюдь не только оборонительные намерения. Аннексии по пакту Гитлера и Сталина — яркие примеры того, как диктатор грубо пренебрег правами других народов. Однако Сталин шел только на прогнозируемые риски. Его войска, оказавшиеся неспособными зимой 1939—40 гг. победить даже Финляндию, должны были воевать с армией, овладевшей Францией одним ударом! Если Сталин действительно планировал нападать на Германскую империю, то несколькими годами позже.

Массированное выдвижение Красной Армии на западную границу — к границам Гитлеровской империи — позволяет некоторым исследователям допускать наличие агрессивных намерений. Действительно, у границ находилось около 4 000 000 человек. Однако это лишь отвечало сложившейся традиции советской оборонной политики — в случае нападения бить противника на его собственной территории. 15 мая Жуков и Тимошенко предложили кремлевскому вождю такой план: «ни в коем случае не отдавать немецкому командованию инициативу в боевых действиях, опередить противника при выдвижении на боевые позиции и нанести по немецкой армии удар в тот момент, когда она находится в стадии развертывания».