Гвидо Кнопп - История XX века. Тайны, загадки и мифы

Поныне миф о Че Геваре несокрушим.

Одинок он был всегда — мужчина, которому заведовали многие. Харизматичный политик, которого за успех у избирателей и женщин называли «немецким Кеннеди». Лидер партии, который после войны первым из социал-демократов достиг вершины власти в ведомстве федерального канцлера.

Но никогда он не чувствовал себя так одиноко, как в эти первые майские дни 1974 года. Люди из его окружения чувствовали, что он предавался «мрачным мыслям», но не помогали ему. Как будто всё ополчилось против него — именно теперь, когда все поставлено на карту в политическом и личном плане, стало сдавать здоровье. В эти дни его порой охватывало неодолимое стремление сдаться, одним ударом избавиться от одиночества, огромных претензий своего окружения и клеветнической кампании противников. В такие часы он начинал писать. Это письмо давалось ему труднее всего, что он написал до сих пор. Это было прощальное письмо к семье. Канцлер незадолго до самоубийства?

Тяжелейший кризис в жизни Вилли Брандта начался со скандала, еще раз подтвердившего правило, что успешные шпионы на шпионов не похожи. Никто, встречая в ведомстве федерального канцлера весьма тучного, на вид простодушного референта Гюнгера Гийома, не посчитал бы его способным на опасную двойную жизнь.

Он мог заключать в объятия массы народа; а вот обнять одного человека ему было трудно.

Как и у многих агентов эпохи холодной войны, его карьера началась с незаметного перехода через границу. В мае 1956 г. квалифицированный фотограф, закончивший школу-восьмилетку, которому тогда было 29 лет, перешел в Западный Берлин — казалось, вполне обычный беженец из ГДР — и вместе с женой обосновался у тещи во Франкфурте-на-Майне. Мере год после переселения Гийом по указанию из Восточного Берлина во франкфуртском отделении вступил в Социал-демократическую партию Германии, где дослужился до депутата городского совета.

Даже для ближайших политических коллег он, несмотря на доверительное «ты», никогда не становился приятелем. Брандт имел антиавторитарный авторитет.

Здесь он познакомился с Георгом Лебером и старательно помогал будущему министру транспорта в предвыборной кампании. Это было занятие, которое окупилось сторицей. После смены правительства в 1969 г. Лебер щедро отблагодарил своего протеже должностью в Бонне — в ведомстве федерального канцлера. Гийом хладнокровно выдержал очередную проверку органов безопасности. Начальник Ведомства канцлера Хорст Эмке лично провел собеседование с сомнительным кандидатом, в биографии которого обнаружились некоторые несоответствия. По воспоминаниям присутствовавших, Гийом отвечал спокойно, но опять-таки не настолько уверенно, чтобы вызвать подозрения, — вполне нормально. Такой же получилась и оценка: вполне обычный беженец с Востока, каких в ФРГ было множество, в том числе в боннском политическом ландшафте. Георг Лебер впоследствии сказал: «Гийом был для меня вполне подходящим. как и господин Геншер, как господин Мишник и как тысячи других, которые прибыли с Востока и которым мы доверяли». Материалы по делу Гиойма спрятали в сейф, и несчастье стало набирать ход. Осенью 1972 г. нового шпиона высокого ранга назначили в личную приемную канцлера.

В кругу близких к Брандту интеллектуалов его бесцветность была превосходной маскировкой: «Он просто не интересовал меня. Сам по себе он был скучен», — вспоминает советник Брандта Клаус Харппрехт. Гийома замечали редко, но он постоянно был на месте. В любое время дня и ночи он бодро шагал по коридорам дворца Шаумбург. И если было нужно, он перед началом работы варил Брандту кофе в маленьком кофейнике или ходил в пекарню за булочками.

Он был незаменим, но его не любили. Замкнутого Брандта раздражала его покорная привязчивость. Но поводов для жалоб или же фактов, дающих основание подозревать его в преступных действиях, не было. Теодор Эшенбург так обобщил образ Гийома: «Его считали дельным и расторопным, способным организатором, находчивым, постоянно ко всему готовым, не пасующим ни перед какой работой. При этом он был уживчивым с коллегами и подчиненными. То, что он был любопытен, что его интересовало все секретное, происходящее вокруг него, особо не бросалось в глаза — такими были и другие официальные служащие».

Он не был супершпионом, он был мелкой сошкой.

Подвел Гийома его величество случай. В федеральном ведомстве по защите конституции в Кёльне в начале 1973 г. один чиновник обратил внимание, что в трех имеющихся у него делах по шпионажу всплывало имя Гийома. Сбитый с толку, он сказал об этом коллеге. Оказалось, что это был как раз тот человек, который еще в 50-е поймал три странных радиограммы из Восточного Берлина. В 1956 году это было поздравление с днем рождения некоему Георгу, второй раз поздравили «Кр.». Годом позже центр передал по тому же адресу поздравление по поводу «второго мужчины». Что-то в рассказе коллеги напомнило чиновнику об этом случае почти 15-летней давности. Они сравнили даты. И действительно: поздравление для «Георга» прошло в эфире в день рождения Гийома, Кристель Гийом тоже порадовали пожелания друзей из Восточного Берлина в день рождения. А «вторым мужчиной» был сынишка Пьер, родившийся 8 апреля 1957 года. Круг замкнулся. Но прошло более года, прежде чем защелкнулись наручники на его запястьях.

Первым, кому легли на стол результаты дотошных чиновников, был председатель ведомства по защите конституции Гюнтер Ноллау. Он почувствовал, что здесь назревает скандал. В тот же день он попросил министра внутренних дел Ганса-Дитриха Геншера принять его. После сообщения Ноллау Геншер «пришел в возбуждение»: «Это нужно знать канцлеру!» Правда, Геншер вспоминает о происшествии с меньшим драматизмом: он якобы не был уверен в важности сообщения, но счел необходимым проинформировать Вилли Брандта. Во всяком случае, его следующий шаг позволяет предположить, что Ноллау недостаточно убедительно изложил министру доказуемое предположение своих сотрудников, что Гийом занимается шпионажем, а значит, находится под подозрением в совершении преступления.

29 мая 1973 года после обеда Геншер отвел канцлера в сторону: тут кое-что обнаружилось; это касается сотрудника с фамилией на французский лад; возможно, этот сотрудник работал на ГДР. Брандт осадил его: «Я считаю это совершенно невероятным». Договорились, что за этим сотрудником установят наблюдение, а Брандт не должен был подавать виду. Канцлер участвовал в игре: он тщательно разложил на письменном столе карандаши в ему одному известной последовательности и оставил нити, с помощью которых он хотел проверить, не рылся ли кто-то в его вещах.