Михаил Полиевктов - Николай I. Биография и обзор царствования с приложением

Наряду с ростом значения Собственной Е.И.В. Канцелярии характерной чертой высшей администрации николаевского времени было вообще возникновение отдельных частей и управлений, не входящих в состав министерств [58] В системе собственно министерского управления в николаевское царствование не было произведено каких-либо коренных преобразований. Наиболее крупным изменением в составе министерств, кроме упомянутого выше учреждения Министерства Двора и отделения от Министерства народного просвещения Главного управления иностранных исповеданий, было образование в 1832 г. Главного управления путей сообщения и учреждение к 1838 г. только что упомянутого Министерства государственных имуществ. Преобразование внутреннего устройства отдельных министерств (с 1832 по 1846 гг. – Министерства иностранных дел; в 1836 – Военного Министерства) преследовало цели введения большего единобразия в порядке управления, уничтожения остатков коллегиальности и усиления единоличной власти министров. и находящихся в непосредственном ведении Государя Императора, и широко установившаяся практика секретных комитетов, возникавших обыкновенно с совещательными функциями по тому или иному очередному вопросу, но иногда получавших и известное административное значение. О деятельности почти всех подобных учреждений в николаевское царствование приходится судить почти исключительно по отрывочным данным, так как архивный материал, касающийся их делопроизводства, до настоящего времени, за самыми малыми исключениями, еще не обнародован [59] Весьма интересный материал для истории некоторых, главным образом по финансовому и крестьянскому вопросам, секретных комитетов николаевского времени представляют записки участника этих комитетов бар. М. Корфа: «Император Николай I в совещательных собраниях» (Сборник Имп. Русск. Истор. общ., т. 98). В этих записках обрисовывается, между прочим, личная роль в работах секретных комитетов самого Николая Павловича, далеко не ограничивавшегося ролью пассивного председателя, но обыкновенно произносившего большие речи, направлявшего прения и вообще принимавшего самое активное участие в комитетских работах. . На основании же отдельных наблюдений можно, как кажется, построить схему николаевского «секретного комитета» приблизительно в следующем виде. Секретный комитет возникал, обыкновенно, для выработки законопроекта по тому или другому крупному очередному вопросу. Выработанный комитетом законопроект, пройдя через Государственный Совет, а иногда и минуя эту стадию, обыкновенно удостаивался утверждения государя, независимо от того, каково было решение высшего законосовещательного учреждения, и превращался в закон. Пока вопрос проходил все эти стадии – а дело иной раз при этом очень затягивалось – секретный комитет приобретал иногда компетенцию высшего административного учреждения, и с ним сносились, как со своей высшей инстанцией, соответствующие низшие учреждения. Врезаясь своими мнениями, заранее забронированными Высочайшим одобрением, в компетенцию Государственного Совета, секретные комитеты николаевского времени своей административной практикой перебивали внутренние счеты органов центрального управления и как бы довершали этим то дело разрушения правильной системы высших государственных установлений, которое делала Собственная Е.И.В. Канцелярия.

Таков в главных чертах тот процесс разложения системы министерского управления, незадачливого детища Сперанского, процесс, который, наряду с бюрократизацией местного управления, так характерен для николаевского царствования.

Централизация и личное усмотрение – так можно характеризовать состояние государственных учреждений в николаевское царствование. Таков был тот внешний аппарат, с помощью которого правительственная власть осуществляла свою программу, аппарат, к этой программе приспособлявшийся. Эта программа имела и свою идеологию. Эта идеология раскрывается перед нами, когда мы знакомимся с николаевской политикой в области духовной культуры, и прежде всего в области народного просвещения.

Руководящие начала и идеология николаевской политики наиболее ярко и определенно выразились в области народного просвещения и политики вероисповеданий. Последовательное проведение начал политического абсолютизма и правительственной опеки и попечение о материальном народном благосостоянии – две основные черты николаевской системы. Провозглашая начало политического абсолютизма, николаевское правительство старается обосновать его как исконно-историческую черту русского государственного быта; доказывая его «самобытность», оно тем самым как бы заранее парирует нападки на этот принцип со стороны тех, кто, как декабристы, подходили к нему с мерками, выработанными в условиях западно-европейской борьбы за новые политические формы. Отсюда и старательное охранение чистоты начал того вероисповедания, православия, которое в официально-признанной исторической концепции рисовалось как органически сросшееся с «русским самодержавием». Тот же принцип проводился и в области народного просвещения. Правительство не упускало случая подчеркнуть свое уважение к науке и, действительно, оказывало ей щедрую поддержку, зорко охраняя в то же время существующий порядок от малейшего посягательства на него критической мысли и всячески стараясь использовать науку как крупную производительную силу. Условия свободной научной деятельности в николаевское царствование были, как известно, не из легких, и тем не менее это царствование должно почесться одним из самых богатых научными и просветительскими начинаниями. Все эти начинания и все эти заботы подчинялись, однако, одной основной мысли – заставить науку и образование служить государству и правительству, чему в николаевское царствование, в принципе, должно было служить все. Отсюда вытекало, с одной стороны, стремление создать возможно более благоприятные внешние условия для научной деятельности и для образования и поощрение прикладной научной деятельности; с другой стороны – подчинение научной и просветительской деятельности строгому правительственному контролю и борьба запретительными мерами с идеями, шедшими вразрез с существующим государственным строем и порядком. Поскольку наука оставалась в области чистого знания и, в особенности, поскольку она отдаляла от современности – в сторону ли исторического прошлого или чистоты и благородства форм словесности, – она могла рассчитывать на поощрение. Действенная сила науки направлялась по вполне определенному руслу – оправдания существующего порядка и служения материальным потребностям государства и общества. В николаевское царствование создалась атмосфера, убивающая свободное научное творчество; подобное положение стало уже общим местом. Менее выяснено, насколько заботы, хотя и односторонние, о создании благоприятной внешней обстановки для научной деятельности способствовали накоплению научных знаний и тем самым подготовляли в ближайшем будущем для науки большую активную роль, между прочим и в деле разложения того самого порядка, поддержание и оправдание которого в николаевское царствование составляло одну из задач той же науки. Имена Кавелина, Градовского, Менделеева и многих других должны заставить призадуматься над этим вопросом.