Сергей Дашков - Юстиниан

В апреле 527 года, в консульство Мавортия, Юстиниана наконец-таки объявили августом [181] У Иоанна Малалы (и следовавшего ему Евагрия) — 1 апреля. См.: Иоанн Малала . XVIII. 1. С. 125; Евагрий . IV. 8. С. 285. У Феофана — 4 апреля, на Пасху: Феофан , год 6019. С. 135. Другая дата — 14 апреля. См.: Vasiliev , 1950. Р. 96. . Произошло это во внутренних помещениях дворца и не то чтобы тайком, но без тех торжественных церемоний, которыми сопровождалось венчание Анастасия или Юстина. Дядя лично возложил на племянника диадему. Прокопий в «Тайной истории» высказывает предположение, что нобилитет согласился на это из великого страха.

Несколько месяцев Юстин и Юстиниан управляли государством совместно, свидетельством чему являются монеты. Причем, в отличие от былых случаев соправительства, когда императоры или изображались каждый со своей титулатурой, или несколько на одной монете, оформление некоторых медных фоллисов Юстина и Юстиниана было иным. Легенда «Господин наш Юстин и Юстиниан, вечный блаженный август (DN IVSTIN ET IVSTINLANVS РР AVG)» сопровождала профиль абстрактного императора.

Дядя и племянник соцарствовали недолго: 1 августа 527 года Юстин I, давно страдавший от воспалившейся старой раны на ноге, умер.

Византия вступила в эпоху Юстиниана.

Самые массовые портреты античных правителей помещены на монетах. Монета — некрупный предмет, и на ней не очень-то видны детали. Но сложность в другом: начиная с V века портрет императора на монете становится схемой, изображая не столько конкретного человека, сколько «императора вообще». Да, определенные особенности византийские резчики штемпелей передавали — например наличие или отсутствие бороды. Но это, пожалуй, и всё. Монетный портрет превращался в символ, уже не имевший точной связи с предметом изображения, — как икона является лишь подобием. И если, например, монеты императоров I–III веков или даже столетием позже различаются по портретам безошибочно, то отличить лицо Анастасия от Юстина или Юстиниана на фоллисе одного типа — задача нереальная. Правда, в византийское время чеканили, случалось, и крупные монеты, предназначавшиеся не для обращения, а для торжественных случаев — наград, даров и т. д. Они менее схематичны. В Парижском кабинете монет и медалей сохранилась копия такого медальона в 36 солидов с довольно крупным портретом [182] Эта монета — «памятник» человеческой жадности и глупости. Подлинник хранился в Парижском кабинете медалей, но в XIX в. большое количество золотых монет (в том числе редчайшие медальоны — монеты в несколько солидов) было украдено. Часть удалось вернуть, но, преследуемые полицией, воры в отчаянии переплавили остававшиеся у них сокровища в слиток. Теперь мы имеем только копии — их, по счастью, успели сделать раньше. .

Еще один тип изображения — парадная скульптура. Римляне высекали своих правителей из мрамора, гранита или порфира и рассылали эти «божественные портреты» по провинциям. Каменные копии олицетворяли живого императора там, где того требовал церемониал: в судах, в цирках при открытии игр, в иных общественных местах. Для удешевления процесса нередко ловчили, делая торс со сменной головой. Пришел к власти новый император — убрали одну голову, поставили другую. Удобно. Но если число сохранившихся скульптурных изображений каких-нибудь Адриана, Траяна или Галлиена исчисляется едва ли не десятками, то в ранневизантийское время их количество уменьшилось. К этому привели варварские нашествия, разорение городов, общее снижение уровня жизни. Да и портретное сходство стало более условным. Ученые до сих пор не могут договориться, кому принадлежит гигантская бронзовая статуя, вывезенная из Константинополя в XIII веке и стоящая ныне в итальянском Барлетто: Валентиниану I, Маркиану или Льву. Та же история с потрясающей красоты предметом, так называемым «Диптихом Барберини» — вырезанной из слоновой кости сложной композицией, изображающей конного императора в сцене триумфа. Кто это — Анастасий, Юстин или Юстиниан, — не вполне ясно до сих пор.

От статуй Юстиниана нам досталась одна-единственная порфировая голова, прикрепленная свинцом на поручнях балкона собора Сан-Марко в Венеции (хотя принадлежность этой головы Юстиниану — тоже предположение).

Если судить по портретам на монетах и по этой голове, у Юстиниана было полное одутловатое лицо с круглыми выпирающими щеками, большими глазами навыкате, припухшими веками и маленьким подбородком. Будь на порфировой голове из Венеции усики, она походила бы на каноническое изображение Петра Великого, того же Медного всадника. Грозно насупленные брови придают Юстиниану свирепый вид — но этот прием нередко использовался скульпторами ранней Византии для императорского портрета: достаточно взглянуть на того же колосса из Барлетгы или хранящиеся в музеях скульптуры какого-нибудь Максимина Дазы, Диоклетиана и других. Интересно, что изгиб правой брови выражен явно меньше, чем левой, — возможно, такой была анатомическая особенность василевса.

Возвеличивая себя как выдающегося правителя, Юстиниан не скромничал. Остается лишь сожалеть о том, что большая часть материальных свидетельств этого утрачена. Известно, например, что Юстиниан и Феодора, благословляемые Христом и Богоматерью, были вышиты на завесах, помещенных в константинопольском соборе Святой Софии вокруг престола [183] Грабар , 2000. С. 129, 184. . Богатые мозаичные панно с изображениями супругов украшали построенную по приказу императора Халку — зал с куполом и крышей из меди, служивший парадным входом во дворец. Видевший это великолепие Прокопий Кесарийский оставил нам восторженное описание: «Весь потолок чудесно украшен картинами, не нарисованными при помощи восковых красок, расплавленных и закрепленных там, но составленными из маленьких камешков, ярко сияющих различными цветами естественных красок; такими камешками хорошо передаются кроме всего прочего также и фигуры людей… С той и с другой стороны изображены война и битвы, изображено взятие многочисленных городов Италии и Ливии. Император Юстиниан одержал эту победу при посредстве своего военачальника Велизария, который и является пред лицо императора, приводит к нему войско целым и невредимым, преподносит ему военную добычу, царей и царства и все то, что вызывает изумление среди людей. Посередине стоят император и императрица Феодора. В выражении лица их обоих видна радость, они справляют праздник победы над царем вандалов и царем готов, которые приведены к ним и стоят перед ними как военнопленные. Вокруг них стоят римские сенаторы, все полные праздничной радости. Это веселье обозначают камешки, блистающие на их лицах различными яркими красками. С гордостью улыбаются они императору, воздавая ему, ввиду важности им совершенного, почести, равные божеским. Блеском мраморов одета там вся внутренняя часть вплоть до находящихся вверху камешков (мозаики), и не только все то, что возвышается над землею, но даже сплошь и самый пол. И некоторые из этих мраморов подобны смарагду (зеленому цвету) спартанского камня, иные подражают пламени огня. Большинство — белого цвета, и не только простого, но он отливает иногда волнами голубого цвета, как будто разлившегося внутри его» [184] «О постройках». 1. X. Цит. по: Прокопий . Война с готами. Т. 2. С. 173, 174. . В одном из красивейших мест города, около бань Аркадия, стояла на пурпурной колонне статуя Феодоры.