Александр Сегал - История эпидемий в России. От чумы до коронавируса

Если же отвести в сторону национально-патриотические побуждения, то нельзя не признать, что все четыре названных исследователя достойны, каждый в своей степени, разделить между собой эту историческую честь. Последующее же уточнение знаний о возбудителе сибирской язвы связано не только с великими именами Луи Пастера, Роберта Коха и И. И. Мечникова, но и с длинным рядом менее известных имен исследователей.

Оглядываясь теперь назад, в перспективу давно прошедших и долгих лет, наука не может не признать исключительную важность вкладов наших отечественных деятелей в общую сокровищницу знаний о сибирской язве на всем протяжении истории этой проблемы, как и в каждой отдельной ее эпохе.

Однако чтобы достойно оценить эти многочисленные и богатые вклады, необходимо ознакомиться с каждой из таких эпох в отдельности. Понять же историческую логику каждой эпохи из истории науки в ее относительном своеобразии невозможно при одном лишь хронологическом сопоставлении отечественных достижений с зарубежными.

* * *

Сибирская язва известна была на Руси издавна и под различными названиями: пострел, змеиный пострел (молниеносная форма болезни), огненный веред, или огневик (карбункулезная форма), сибирка и др. наряду с многочисленными местными наименованиями. Древнейшие наши литературные источники – русские летописи XI–XII веков – среди многочисленных своих упоминаний о «моровых поветриях» указывают и на такие массовые заболевания, которые поражали одновременно людей и животных, вызывая у тех и других сильнейшую смертность. Так, например, в летописной записи, относящейся к 1158 г., отмечено «Мор бысть мног в Новегороде в людех и в конех, яко не льзе бяше дойти торгу сквозе город, ни на поле выйти, смрада ради мертвых; и скот рогатый помре» [693].

Из сохранившихся в наших архивах официальных документов относительно заболеваний сибирской язвой наиболее старинным является указ царя Михаила Федоровича от 11 июля 1631 г. с предписанием «сыскать… сколь давно в селе Ундоле (Владимирского уезда) какая животина пострелом мрет… в землю хоронена ль иль не хоронена… велети тотчас закапывать в землю глубоко сажени на две, а села Ундоль и окольном всяким людям заказати накрепко, чтоб они тутошних и сторонних всяких людей с животиною и с лошадьми, в которых местах на животину поветрие, никакие люди к Москве и по городам с лошадьми и с животиною отнюдь не проходили и не проезжали…» [694].

Месяц спустя вышел царский указ с запрещением снимать шкуры с павших животных, и в том же году последовало еще 10 указов о мероприятиях по борьбе с распространением заболеваний животных, переходящих на людей.

В сохранившихся документах Аптекарского приказа упоминается «лихое поветрие» 1643 г. на скоте и на людях, заражавшихся от шкур павших животных. В 1649 г. объявлен указ о запрещении выбрасывать на улицы Москвы трупы павших животных во время наблюдавшейся большой эпизоотии, по-видимому, сибирской язвы. В грамоте царя Алексея Михайловича 1662 г. также говорится о предосторожностях от конского падежа вследствие «пострела» в городе Севске и «велено послать про конской падеж проведать тотчас», пока же указано прекратить там сбор войска [695].

Только за 50-летний период, с 1631 по 1681 г., насчитывается 36 царских указов о борьбе с эпизоотиями, а в течение XVII и XVIII веков упоминается в русском законодательстве 128 правительственных распоряжений о заразных болезнях, преимущественно животных [696]. Появление этих указов, наказов, грамот, повелений и пр. вызывалось необходимостью руководства делом борьбы с гибельными заболеваниями животных и особенно с теми, которые представляли опасность также и в отношении людей. Нельзя сомневаться, однако, в том, что именно сибирская язва, широко поражавшая людей, лошадей, крупный и мелкий рогатый скот, свиней и многие виды диких животных, наиболее часто привлекала к себе внимание правительства.

Но помимо большого количества таких распоряжений, сохранившихся до наших дней лишь частично, удивляет даже при беглом ознакомлении с ними поразительная для своего времени продуманность предписаний, их рациональность, оперативность и решительность. В этом отношении особое внимание привлекает к себе указ, изданный 17 марта 1746 г. «понеже в прошлых, а особливо в 1745 г. во многих Великороссийских городах и во всей Малой России скотской, а инде и лошадиной падеж чрез все лето и очень продолжается, а в некоторых местах, где с тем падежным скотом и лошадьми неосторожно поступали, тамо от того и людям жестокие болезни приключились…» [697].

В этом замечательном для истории русской эпидемиологической мысли документе хотя и отражались некоторые неизбежные для того времени (200 лет тому назад!) ошибочные воззрения на этиологию инфекционных заболеваний («Вина тому приписуется язвительному испорчению в воздухе…»), но вместе с тем предлагалась и стройная система практически ценных мероприятияй. В нем даются подробные указания о зарывании трупов в землю с запрещением снятия шкур и использования мяса от больных животных, указывается на обязательность срочного извещения о появлении болезни, требуется изоляция и помещение на караптин с точно установленным сроком и глубоко продуманными условиями их выполнения, предписывается дезинфекция разнообразными средствами (в том числе и «живой известью»), указывается на необходимость диетических условий для обслуживающих больных животных и для имеющих дело с их трупами, причем учитывается даже влияние психики людей на восприимчивость к инфекции: «Також в пище и питье употреблять всячески кислоту, при том же вино горячее пить умеренно, дабы, колико можно, в рассуждении их убытка и разорения ободрялися и не печалилися, понеже известно, что в таковых случаях печаль весьма склоняет людей к получению заразы…».

Что касается научной литературы, то сибирская язва в пределах России описана была впервые петербургским академиком Иоганном Гмелиным, наблюдавшим ее среди людей и скота во время путешествия по Сибири в 30-х годах XVIII столетия. Описал эту болезнь и знаменитый естествоиспытатель, русский академик П. С. Паллас, путешествовавший по Сибири спустя 40 лет, в 70-х годах [698].

В сибирских степях, с их богатейшим скотоводством и табунным коневодством, действительно сибирская язва вызывала неисчислимые потери. И лишь чрезвычайная отдаленность от правительственного центра в Москве объясняет тот факт, что губительнейшее, постоянно наблюдавшееся с давних времен и достаточно характерное по своим проявлениям заболевание описано было названными авторами впервые только около середины XVIII века. Надо заметить также, что русская литература научного содержания в это время едва лишь стала возникать под влиянием происходивших резких экономических сдвигов и роста культуры в государстве, в результате чего учреждена и петербургская Академия наук (1725). Но и в зарубежной литературе первое научное описание той же болезни появилось только в 1766 г. (французский автор Моран), и вскоре другой французский автор указал на заразительность сибирской язвы («злокачественный карбункул»), приводя в доказательство этого частые случаи заражаемости людей при обработке шерсти от больных животных (Фурнье, 1769).